Я вскочил.
— Всем приготовиться и занять места!
Я схватил винтовку и противогаз и выскочил из блиндажа.
Белая гора — сплошное облако пыли.
— Всех поднять! По местам! — кричал я в блиндажи.
Я бросился к пулеметчикам.
Слева из леса взметнулись красные сигнальные ракеты. Впереди ничего не было видно.
Наша артиллерия громыхала и бухала из-за высоток.
Мы вернулись в блиндажи.
Все говорили наперебой.
Снова пришел посыльный.
— Господин лейтенант передает, что слева французы ворвались в окопы, но повсюду выброшены контратакой. Из соседней дивизии — никаких известий. Сразу, как стемнеет, установить с ними связь!
Вечером, взяв с собой Израеля, я отправился в обход. Было туманно, но светло. Я хотел проверить окоп, который вел от соседней сторожевой заставы вперед до линии нашего сторожевого охранения. Мы пошли по оврагу и дальше, по ровной местности, через полосу берез.
— Здесь уже давай осторожней, — шепнул я Израелю. — Было бы странно, если бы французы сегодня в атаке на наши позиции не продвинулись вперед насколько возможно!
Мы крались, шаг за шагом всматриваясь вперед.
Окоп проходил всего в двадцати шагах от полосы берез. Все тихо кругом.
Мы подошли к окопу и заглянули в него.
К стене прислонены винтовки, немецкие винтовки, около двадцати штук. Где-нибудь поблизости сторожевая застава? Тогда почему они составили здесь свои винтовки? Я потянул Израеля немного в сторону.
— Мне это кажется подозрительным… Хотя не могу сказать почему… Иди вдоль берез. Я пойду по окопу.
— Я пойду с тобой, — зашептал он.
Я был в нерешительности.
— Нет, — все же сказал я, — ты мне здесь не нужен. Ступай туда!
Он подчинился.
Я стал красться вдоль окопа, охваченный страхом. А что, если это предчувствие и оно предупреждает меня об опасности? Нет, этак никуда не годится!
Белый окоп лишь смутно маячил позади в тумане. Но если бы наших оттуда выбили, Ламм бы наверняка знал об этом и сообщил бы мне.
Полоса берез кончилась, мы с Израелем сошлись вместе. Он тоже, казалось, был встревожен.
Мы приблизились к окопу, где должна была находиться сторожевая застава. Там не оказалось никого. В окопе валялся только ранец и несколько ручных гранат.
Мы подошли к тому месту, где сторожевая застава находилась раньше. Там было пусто.
Мы подошли к белому окопу.
— Пойдем сначала до первого поста нашего полка.
Часовой доложил, что соседняя дивизия по-прежнему в окопах, и мы найдем командира ближайшего взвода метрах в пятидесяти отсюда.
Мы пошли по окопу.
Нас встретил младший фельдфебель с двумя людьми.
— Патруль связи! — доложил я. — Господин фельдфебель, не знаете ли вы, где сейчас находится сторожевая застава, которая была там впереди?
Он недоверчиво посмотрел на меня:
— Откуда вы?
— Оттуда, где она находилась раньше.
— И теперь ее там нет? — спросил он с удивлением.
— Нет, мы нашли только винтовки.
— У вас есть время, чтобы показать мне это?
— Так точно, господин фельдфебель.
Он стремительно пошел вперед. Мы подошли к тому месту, где лежали ручные гранаты и ранец. Он молча огляделся вокруг.
— Где винтовки?
— Еще дальше впереди, господин фельдфебель.
Помрачнев лицом, он двинулся вперед. У винтовок он остановился и вдруг повернулся к своим людям:
— Возьмите каждый столько винтовок, сколько может унести! Я буду следом за вами!
Солдаты ушли, он молча проводил их взглядом.
— Куда вы теперь? — спросил он.
— Туда. — Я показал рукой влево вперед.
— Что вам там надо?
— Там мой взвод.
— Так вы командир взвода? Тогда можно говорить открыто… Этот человек надежен? — Он недоверчиво посмотрел на Израеля.
— Совершенно надежен, господин фельдфебель. — Я не понимал смысла вопроса.
Он поднялся из окопа и немного прошелся с нами.
— Вы должны извинить меня за недоверчивость. Я восточный пруссак. А мои люди в большинстве эльзасцы. Знаете, что означают эти винтовки? Эти сволочи перебежали! — Он сплюнул. — Кто с этим не сталкивался, тот не поймет, что значит не доверять своим людям! И эти оба, которых я послал с винтовками, из той же банды! Я бы с охотой тоже перебежал… Только не к французам, а к вам. Теперь я вернусь к своему командиру роты и должен буду доложить ему, что мой взвод исчез! А куда? Ах, сволочи! — Он снова плюнул, хотя ему и плевать-то уже было нечем. — Боже, храни Германию! Он повернулся и, широко шагая, двинулся обратно.