— Покажи-ка мне точно, каково положение на Белой горе. Я доложил, что французы засели наверху. Донесение пошло в дивизию, а оттуда сообщают, что мое донесение неверно, что неприятель занимает всю гору.
— Неправда! Видишь окоп между обеими вершинами? Это всего лишь неглубокая канавка. Так это и есть — передняя французская траншея.
— Да, наши с тобой наблюдения сходятся.
— Как же там могут говорить, что у них вся гора? Это просто вранье. Да и наша артиллерия все время обстреливает левую вершину.
Ламм задумчиво смотрел вперед.
— Ты, наверное, никогда не размышлял над тем, как составляются такие донесения? Ведь там, в штабах, даже не представляют, как обстоит дело здесь, на переднем крае.
— Разве они никого не посылают на передовую?
— А ты видел у нас здесь кого-нибудь оттуда? Да и что это им даст? Допустим, сюда заявится кто-то. Что он увидит? Только участки леса и низины. А если мы не захотим ему что-то показать, так скажем: там опасно; или: туда днем нельзя.
— Но ведь части должны точно докладывать о том, как обстоит дело на передовой.
— А они этого не делают.
— Не понимаю.
— Ну, представь себе: воинские части — те, что там наверху, — доложили: французы держат только одну вершину. Тотчас из тыла приказ: взять и вторую. Но это было бы безумием, так как там все равно никому не удержаться, поскольку французская артиллерия может стрелять в окопы, как в корыта с мясом.
— Этого я не могу понять.
— И не поймешь. Но это так.
— А в четырнадцатом году тоже было так?
— Конечно, нет. Тогда еще не существовало вражды между фронтом и тылом.
— Кто повинен в этой вражде?
— И те, и другие. В тылу перестали понимать войска после того, как те перешли к позиционной войне, а войска считали, что знают все лучше, и не хотели больше слушаться, так как именно они несут потери.
Он ушел.
В этот день и в последующие у меня было мрачное настроение. Я не хотел соглашаться с тем, что сказал Ламм. Я боялся признаться себе, что он верно подметил признаки разложения.
Стреляли мало. Но у меня снова были потери внизу, в овраге. Осколок попал там в кожух легкого пулемета, вытекла вода. Пулемет пришлось отправить в ремонт. Вейкерт исхудал и походил на чахоточного. Бранд не переставал трястись, и глаза у него совсем побелели, но он не жаловался. Я очень полюбил этого парня.
Как-то ночью пришел Ламм и спросил резко:
— Где Бранд?
— Внизу, в овраге.
— Отведи меня туда!
Ярко светила луна. Я шел впереди. Чего ему надо от Бранда? Что сказать ему, если он что-то против него имеет? Ламм казался разъяренным.
— Здесь, — шепотом произнес я.
В сплетении веток была видна только стальная каска.
— Вы Бранд?
— Нет, господин лейтенант. Эмиль, иди сюда! Господин лейтенант требует.
Внизу завозились. Из ветвей показалась непокрытая голова. Бранд поспешно завязывал галстук.
— От имени Его Императорского Величества командующий генерал награждает вас Железным крестом. Вы честно заслужили его.
Ламм протянул ему руку. Бранд нерешительно пожал ее и тут же отпустил.
— Возьмите же награду, — засмеялся Ламм. Бранд схватил крест.
Все, кто был в воронке, стали восторженно и бурно поздравлять Бранда.
— Тише! Тише! — смеялся Ламм. — Вы разбудите французов! — Он отвел меня в сторону:
— Теперь к следующему награжденному!.. Знаешь, когда я начал свою речь, а он еще возился с этим галстуком, я подумал, что, кажется, сделал большую глупость.
— Люди никогда не забудут, что ты принес Железный крест прямо в воронку!..
С утра было туманно. Я спускался по склону.
В моей батарее я увидел сидящего на лестнице Зендига; он писал письмо.
— Послушай, — сказал я и сел на верхнюю ступеньку. — Сегодня вечером ты должен…
Крамм!
У меня зазвенело в ушах. Кругом полетели щепки. Снаряд разорвался прямо у меня над головой. Зендиг скатился вниз. Я съехал следом за ним. Он посмотрел на меня.
— Сегодня вечером ты должен…
— Послушай, — перебил меня Зендиг, — недаром говорят, что тебя и пуля не берет. Теперь и я в это поверил. Тебя и впрямь не задело?
— Нет. — Я оглядел себя со всех сторон. — Хотя вот, расщепило ложе ружья.
Зендиг покачал головой:
— Прямо что-то невиданное. Ну, невиданное!
— Ладно, теперь дай мне договорить! Итак, сегодня ты сменишь Вейкерта и его пулеметчика. Ему хуже доставалось, а тебе повезло — теперь и погода ничего — теплая, и воронки оборудованы.