Я иду домой мимо раскрасневшихся женщин; они слишком поздно узнали новость и спешат за своими детьми: некоторые обнимают их, другие бранят и пускают в ход ремень, как будто дети виноваты, думаю я и одновременно стараюсь понять, что спрашивают меня мужчины, потому что теперь за мной идут и мужчины, и женщины. «Где была эта граната, учитель?» — «На моей улице». Из головы не идет непростительная оплошность, в которой я до сих пор не признаюсь: забыть об этой гранате на месяцы, и вокруг нее выросла бы трава, закрыла бы ее со всех сторон, — думаю я, чтобы оправдаться, — превратила бы ее в серую плесень и похоронила навсегда. Родители детей провожают меня до самого дома и заходят, как к себе домой, что празднуем? кого мы победили? но так даже лучше, уже давно никто не заходил в этот дом, словно он непригоден для веселья, а если бы из кухни вышла Отилия? меня поздравляют, кто-то скандирует мое имя, весть разносится за минуту, но у меня только одно желание: прочитать письма дочери, без посторонних. Это невозможно. Приходит Чепе и те, кто выпивали у него в кафе. Один из них подает мне рюмку водки, и я осушаю ее залпом. Народ аплодирует. Оказывается, у меня дрожит рука, мне было страшно? конечно было, и я намочил штаны, я заметил это, но намочил не от страха, я повторяю: это старость, просто старость; я закрываюсь у себя в комнате, чтобы переодеться. И даже там не чувствую стыда, ведь я не виноват, что теряю память, ни один старик в этом не виноват, думаю я. Переодев брюки, я остаюсь в комнате, сажусь на кровать с письмами в руке, снова разглядываю почерк дочери, но мне хочется прочитать письма в одиночестве, нужно выпроводить этих друзей. «Что случилось, учитель? — кричат мне из-за двери. — Выходите к нам!» — и, когда я выхожу, все смеются и аплодируют. «Учитель, у вас нет музыки?» Те же самые дети, которые нашли гранату, ходят по саду, явно в поисках еще одной, чтобы продолжить праздник, их приводит в настоящий восторг расколотый надвое ствол, обугленное апельсиновое дерево, обломки фонтана для рыбок, увядшие цветы среди мусора — вернувшись, Отилия расстроится, потому что я забыл полить цветы. Несколько соседок оккупируют кухню, разжигают угольную печь и варят кофе на всех. «Чем вы питаетесь, учитель? Не теряйте веры, Господь обязательно явит свое милосердие, и Отилия вернется, мы каждый день за нее молимся». Перепуганные Уцелевшие наблюдают за толпой с забора. В проломе стены я вижу черную фигуру Жеральдины, а рядом — ее онемевшего сына. Городские кумушки рассказывают ей про гранату. Мне снова подносят выпить, и я снова пью залпом. «На самом деле, — говорю я по секрету Чепе, но как будто кричу во все горло, — я был бы рад взорваться, но один». — «Я вас понимаю, учитель, понимаю», — говорит он, и глаза у него красные. Из толпы женщин появляются Ана Куэнко и Росита Витебро и отводят меня на секунду в сторону. «Учитель, почему бы вам не поехать с нами, с нашими семьями?» — спрашивают они. «Куда», — спрашиваю я. «В Боготу», — отвечают они. Я не понимаю, о чем речь. «Мы вас умоляем, учитель, мы все уже приготовили и уезжаем прямо сегодня. Вы сможете ждать Отилию в Боготе, оттуда сподручнее улаживать дела. Или поезжайте к своей дочери, но только выбирайтесь из этого города как можно скорей». — «Я совершенно точно никуда не поеду, — говорю я, — мне это даже в голову не приходило». Немного помявшись, они признаются, что хотели бы купить и увезти на память нашего древнего деревянного святого, Антония. «Это чудотворец, и, как бы там ни было, мы скорее сохраним его для Отилии, чем вы». — «Чудотворец? — удивляюсь я. — Здесь про чудеса давно забыли, — и дарю им деревянного святого Антония, — можете забрать его, когда хотите». Они не заставляют себя уговаривать, дорогу в спальню они знают. Кажется, с большой опаской они торопливо уносят статуэтку святого Антония, уютно, по-детски, лежащего у них на руках, как раз в тот момент, когда на меня нападают сомнения, и я спрашиваю себя, не была бы Отилия против моего решения подарить святого, но окликнуть их не успеваю, потому что в этот момент все расступаются и отходят, словно указывая на меня кому-то.