— Амара ваша преемница?
Мать Игрем кивнула. Ее слепой взгляд был направлен в окно, но на лице не было написано сожаления. Она делала то, что считала нужным. Она делала то, что должно было принести пользу всему Санкструму.
И я должен принять выбор Амары. С уходом Матери Игрем я получу больше, чем соратника-силовика, в лице новой Великой Матери я получу… женщину-друга.
Она никогда не предаст.
Однако что она скажет, когда узнает об Атли?
*Подробнее в цикле «Имею топор — готов путешествовать»:
https://author.today/work/2363
Глава 41
Глава сорок первая
Амара, Амара… А ведь ты все решила разом, не думая… Отвергла меня, получается, ради высшей цели… Я поймал себя на мысли, что думаю сейчас не как политик, а как мужчина, и не просто мужчина — а мужчина-эгоист, привыкший, что вот такая Амара принадлежит ему безусловно, что всегда будет рядом… Но она оказалась умнее и благороднее: ради страны и ради помощи мне она отвергла свое женское счастье. Конечно же, она всегда будет рядом, она всегда поможет, а что будет в глубине ее души — то она не расскажет уже никому.
Великая Мать читала меня как открытую книгу. Сказала без улыбки, строго и назидательно:
— Она сделала это для тебя.
Я это понимал. Но понимать — не значит отпустить.
Отпустить порой бывает сложнее всего.
Я решил напиться, когда приеду в Варлойн.
Пока ехали, тучи разошлись, открылось бездонной синевы небо. Я спрыгнул на землю, почувствовал на лице ветер… Ветер чужого, древнего мира. И почему-то на мгновение стало мне невыносимо страшно. До этого самого мгновения я принимал этот мир как аналог Земли, но рассказ Великой Матери перевернул все с ног на голову.
Какие-то птицы резали крыльями воздух. Что они видят, когда проносятся над Лесами Костей? Что они видят, когда проносятся над этим чужим для меня миром?
Впрочем, к черту. Я давно здесь обжился. День я считаю за месяц, так много всего происходит. И здесь у меня появились по-настоящему родные люди. И не только люди.
Я помог спуститься Великой Матери. Вестовой из Алых помчался с докладом к Ричентеру. Мы ждали на окраине казарменного городка. За деревьями я видел опрятно побеленные кирпичные бараки, часть плаца, по которому гоняли, как видно, пополнение; новичков было около сотни, одеты в разное, без форменных мундиров. Оружие тоже с бору по сосенке. Черт, необходимы толковые снабженцы для военных нужд… Нужны простые и удобные унитарные мундиры, хотя бы кожаные доспехи, головы тоже желательно прикрывать. Щиты… Придется плести щиты из лозы, по крайней мере, в них путаются стрелы, да и не всякому мечу такой щит поддастся. Голова пухла от количества дел.
По ветру носились запахи самые разные. В основном пахло лошадьми и дымом кухонь.
За изломом дороги раздался дробный топот, выметнулся взмыленный конь, на котором восседал молодой дворянин из Великих.
— Господин архканцлер, ваше сиятельство! — крикнул еще на скаку, лихо остановился перед заслоном Алых, спрыгнул и метнул краткий поклон. Я взмахом разрешил подойти.
Кое-как освоившись в Варлойне, первым делом я озаботился тем, чтобы прошить всю управляющую вертикаль штатом секретарей. Они носились между силовиками, передавали мои указания, сообщали последние новости, осуществляли коммуникации между ветвями власти. В основном — то были молодые дворяне из Великих, однако постепенно я намеревался вытеснить их обычными наемными администраторами, набранными, разумеется, из незнатных студентов — именно такие будут носом землю рыть, работать не за страх, а за совесть, именно из таких вырастают со временем выдающиеся управленцы.
— Срочная новость, господин архканцлер!
И наверняка — дурная новость, иначе не мчался бы вдогон от самого Варлойна.
— Говори.
Секретарь придерживал дрожащего, разогретого скачкой коня за длинный повод. Вообще-то после такой скачки коня нельзя резко останавливать, надо дать ему пройтись, чтобы успокоить сердце, знаю от Амары, но гонец, подозреваю, после доклада уедет обратно в Варлойн, так что ничего его скакуну от недолгого стояния на месте не сделается.
— Вы интересовались судьбой Диреста Роуриха!
О черт… Посланный к своему сыну-сепаратисту, Дирест Роурих должен был склонить его на мою сторону…
— Ну?
Гонец сделал паузу, кося глазом на Великую Мать. Очень она его пугала, да и понятно: всякий стушуется, когда на него внимательно смотрят два задернутых молочной пленкой глаза.