— О чём вы? — Хмурился я всё сильней.
— Об отрезанной голове сына Утямыш-Гирей хана. Об убитом главе рода Гончаровых. О ключе, — беззастенчиво уставились обе женщины на моё обезображенное шрамами лицо, пытаясь что-то на нём найти.
Вот погань, прикрыл я глаза на миг, пытаясь отдышаться и взять себя в руки, после чего начал отвечать:
— Смерть Ильхама исключительно его вина. Видит бог, я этого не хотел.
Грач и Свиристель хмыкнули.
— О смерти Гончарова я слышал. На этом всё. Кто это сделал, я не знаю.
Ещё один хмык.
— Насчет ключа же, я не дурак и понимаю, на что вы намекаете... — Замолчал я, перебирая варианты в голове и решив отвести от себя всяческие подозрения начал валить все на «любимую» мачеху. — И нет. Я не находил никакой ключ. Мое возвышение исключительно моя заслуга, а то, что я прорвался сразу на вторую, а теперь и на третью ступень — заслуга многоуважаемой Людмилы Ильиничны Смирновой в девичестве Чернозубовой.
— Объяснитесь, — не попросили, а потребовали эти женщины с птичьими именами, отбросив условности. Но ничего. Промолчу и отвечу.
— Да что тут объяснять? — Пожал я плечами. — Все как в сказке о злой мачехе. Эта дрянь с самого детства подливала мне препарат блокирующий возможность развивать средоточие, а как только я покинул родное гнёздышко, и моя кровь естественным образом очистилась, многолетние труды дали о себе знать и во время очередной медитации я прорвался сразу на два ранга, — снова пожал я плечами.
— Мы не влезаем во внутренние дела знатных семей, — заметила Свиристель, не сумев скрыть заинтересованности моими словами или просто показывая мне, что ей это интересно.
— Неважно. Я вообще не собирался вам ничего говорить и сказал то, что сказал, чтобы вы оставили меня в покое. Не люблю, знаете, неподтвержденных фактами обвинений.
— Никто вас не обвиняет, — возразила мне Грач. — Моя подруга, Свирь лишь озвучила слухи, гуляющие о вас в Тобольске. Вот и всё.
— Ну-ну, — убрал я задрожавшие руки в карманы брюк, не желая показывать свою слабость ещё больше. Обезболивающие уже всё. Закончилось и меня все сильнее колотила дрожь.
Боюсь, только, они это заметили, резковато засобиравшись на выход.
— Мы посетили вас лишь с целью познакомиться с таким многообещающим человеком, так рано попавшим в список сильнейших кудесников нашей империи, — улыбнулась мне Свиристель, вновь скрыв за улыбкой холодные глаза.
— Не только для этого, — упрекнула Грач свою подругу. — Ещё, для того чтобы передать вам литературу из библиотеки для кудесников. К сожалению, у нас война и сами вы посетить сие заведение не сможете, так что наша служба, думая о благе государства, позаботилась об этом и собрала вам подборку книг для кудесника вашего уровня. Не благодарите.
И не собирался, подумал я про себя.
— Мы отдали книги тому солдату, что стоит на страже у вашей каюты и сейчас подслушивает нас, приложив ухо к двери, — хмыкнула Свиристель, посмотрев в сторону выхода.
Сквозь дверь она что-ли видит?
— Император в лице нашей службы надеется что вы и дальше будете защищать Родину не щадя живота своего, — уже без улыбок сказали они мне. — Нет-нет. Не вставайте! — Остановили они меня, когда я попытался подняться, чтобы проводить их, но к своему стыду без посоха сделать этого не смог. — Выздоравливайте, — пожелали они мне и ушли, смотрел я им в след, прежде чем перевести взгляд на свои ноги, что в очередной раз за сегодня меня подвели.
Не в силах терпеть накатывающую волнами боль, я скрутился в калачик на диване, зажал голову подушкой, и чуть подвывая в неё, ждал. Скоро должна прийти Алиса.
Звать солдата за дверью и просить его помочь мне добраться до шкафа с лекарствами... Нет. Я не слабак. Я справлюсь, начал я погружаться в себя, входя в состояние медитации, помогая себя мантрой, которая как мне кажется, меня и спасла в тот день, когда я прыгнул выше своей головы:
— Начиная свой путь...
Чем глубже я погружался в себя, тем слабее становилась боль. Я снова, как в тренировках на мостике дирижабля смог вынырнуть из тела. Вышло это на удивление легко. Только в этот раз я не отмахнулся от этой, неизведанной мной способности а, убедившись, что в любой момент могу вернуться в тело, поплыл как призрак сквозь стены. Опыт был интересным, не говоря уже о том, что эта способность не бесполезна.
— Говорят, помирает парень, вот те крест.
— Брешешь!
— Да чтобы мне провалиться на своём месте, если я вру!
Такие разговоры велись повсюду, куда бы я ни заглядывал. Придется мне завтра напрячься и встать, прогуляться где-то снаружи каюты. Попасться людям на глаза. Видимо не очень-то они поверили Жуку, которого я попросил донести до всех весть, что со мной всё в порядке и скоро я выздоровею.
Пройдя насквозь очередную стену, я попал в корабельный лазарет и разговор, который я там услышал... Мне было одновременно и стыдно подслушивать и... Я просто не мог уйти. Я хотел знать.
Полина и моя Алиса отдыхали, попивая чай в уголку большого помещения, заставленного множеством кроватей застеленных белыми простынями. Ни одна из них не пустовала, раздавались периодически стоны раненых солдат. Это ещё одна причина, почему Алиса ходит с синяками под глазами. Работы много. Фронт пытается наступать, и раненых отправляют, в том числе и к нам.
— Много у него шрамов? — Спросила эта чертова блондинка, Гагарина, у моей жены. На лице у неё было написано сочувствие, что меня сильно взбесило.
Никто. Никогда. Не будет. Меня. Жалеть. Я так сильно разозлился, что на мгновение утратил контроль над своей силой и чуть не улетел обратно в тело, лишь в последний момент, успев взять себя в руки. Я должен знать, чем закончится разговор.
Моя Алиса поджала губы, подумала и коротко ответила:
— Много.
— А-а-а... — Пыталась подобрать слова эта кудесница-прелестница Полина, и мне все больше не нравилось к чему идет. — А как ты теперь? Ну-у-у. С тем в кого он превратился? С уродом то?
— Хрясь! — Со всей силы вдарила Алиса по щеке своей подчиненной, заставив ту мигом замолкнуть.
Другие лекари, что были в этот момент в лазарете и обходили раненых, меняя повязки и накладывая на них какие-то формы, оглянулись и с огромными от удивления глазами наблюдали за разворачивающейся сценой.
— Держи свой язык за зубами! — Отчеканила Алиса и вырвала из рук девушки чашку с чаем, расплескав все содержимое по столу. — А теперь встала, и пошла оказывать помощь раненым!
Вот-вот готовая расплакаться Гагарина сделал то, что ей сказали. Неудивительно. Раскрасневшаяся от обуреваемого гнева жена выглядела устрашающе, и только я в этот момент улыбался. На душе было тепло.
— Дрянь, — выругалась она, когда Полина отбежала от неё на расстояние достаточное, чтобы не попасть под горячую руку и не услышать этих слов.
Тут в лазарет зашел солдат, что доложил Алисе об уходе девиц из тайной канцелярии и она, кивнув, ещё раз зло оглядела всех лекарей в лазарете, подхватила сумку с лекарствами и поспешила ко мне.
Ослабив контроль над своей силой, я позволил телу притянуть меня обратно. Лучше бы я этого не делал.
— Р-р-р-р, — зарычал я, вновь чувствуя боль в каждой клетке своего организма. Кости ломило и выворачивало из суставов. Липкий вонючий пот не давал дышать. Сердце было готово вырваться из груди и взорваться, вывернув мне рёбра. Было очень, очень больно.
— Семён! — Услышал я встревоженный голос над головой, и меня перевернуло на спину. Кто-то открыл мне рот и влил в него горькое лекарство. На лоб опустилась холодная, смоченная ледяной водой повязка и мне стало легче. Алиса пришла.