— Заснул там? — Недовольно поёрзала на траве Алиса.
— Сейчас, сейчас, торопыга.
Выдавив на руку немного холодного крема от загара и растерев его в ладошках дабы нагреть, я присел на корточках чуть ниже попы жены и начал играть пальчиками на ее спине. Едва касаясь подушечками, я прикасался к ней практически незаметными движениями, заставляя её кожу покрываться мурашками. Проводил рукой вдоль позвоночника, заставляя её выгибаться в спине и только после начал разминать её как следует.
Очень уж мне нравилось смотреть на переливы её загорелой до золотистого цвета кожи. Нравилась, как она довольно мурлычет под моими руками. Нравилось доставлять ей удовольствие. Нравилось быть с ней наедине...
Тишину вокруг разрывало лишь пение птиц, стрекот сверчков, да звуки соприкосновения моих маслянистых после крема рук с её спиной. Мы были одни, и Алиса могла не стесняться, позволяла она себе мурлыкать, получая удовольствие от массажа.
— Пониже, — попросила она, поёрзав на травке, и я спустился ниже. Дошел до крестца, приспустив на ней мешавшие мне трусики, и остановился, начав хорошенько проминать её в районе попы, что, впрочем, не мешало мне уделять внимание и другим частям её тела. Потом я переместился в самый низ и, положив её левую ножку себе на плечо, стал осторожно массировать ей икру, втирая в неё уже не крем от загара, а массажное, расслабляющее масло, прихваченное на такой случай с собой.
— Ой, ой, ой, — начала Алиса попискивать.
— Больно? — Заботливо спросил я, остановившись.
— Щекотно.
— Тогда ладно.
Я продолжал. Помассировав ей, как следует ножки, пальчики на них (заставив её смеяться), и икры, я вновь перешел к попе и бедрам. Через несколько минут она не выдержала.
— Хватит! — Вывернулась из-под меня Алиса, повалив на траву и заползая на меня сверху, придавливая своим весом к земле. — Моя очередь тебя мучить, — игриво провела она ноготками по моей груди, старательно обходя места со шрамами, после чего... полянку в поле, окруженном цветами, накрыло звуками стонов.
Через час, вдоволь наигравшись, и устав мы все также лежали на траве в чём мать родила. Голова Алисы была у меня на груди и качалась в такт моему дыханию. Я смотрел вверх, на голубое небо и пушистые облака. Во рту у меня была зажата травка, которую я покусывал, наслаждаясь терпкой горчинкой.
— Нам скоро выдвигаться, да? — Спросила Алиса. — Не хочу-у-у, — пожаловалась она.
Спокойные деньки закончились. Я хоть и хромой, косой, но в целом здоров и наш полк подтягивают к линии фронта. Так что...
— Все будет хорошо. Мы справимся, — погладил я её по спине, успокаивая.
— Ты только поправился, а они гонят тебя в самую гущу сражений. Туда где перемалывают в древесную труху и более сильных кудесников, — продолжала тревожиться Алиса.
— Не только меня. Весь наш полк, — улыбнулся я растрепанной голове жены, что переползла по мне чуть выше. — И это я должен о тебе беспокоиться, красавица ты моя, а не ты обо мне, — обнял я её покрепче, вслушиваясь в биение её сердца.
— Эм-м-м, — промычала она, но и без слов было понятно, что ей хочется сказать, хоть она и смолчала, став поглаживать меня своими пальчиками по лицу, прямо по линиям шрамов, пересекающих глаза, нос и рот.
Полежав так ещё полчаса, мы нехотя начали собираться. Время отдыха прошло.
Вернувшись в главный лагерь, располагающийся рядом с дирижаблем, посаженным на землю в лесу позади деревни, мы застали там суету. Приказ о нашей передислокации был доведен до состава полка ещё утром. И хоть на всё про всё у нас три дня, мужики спешили. Болото, вечное кваканье лягушек под ухом и мошка оттуда всем надоела. Тоска.
— Я в лазарет, милый, — чмокнула меня в щеку Алиса, убежав по своим делам, не слушая мои причитания, что сегодня она могла бы и отдохнуть.
После этого её решения я передумал идти к себе в каюту и, прихрамывая и держась за посох, начал обходить блиндажи и окопы. Солдаты, в большинстве своём являющиеся моими работниками, в том числе холопы и каторжники отдавали мне приветствие (если замечали) и продолжали заниматься своими делами, перетаскивая боекомплект (ящики с патронами), снимая с мест пулеметы, артиллерию и отправлялись в глубины раскрытой на растопашку грузовой палубы дирижабля. Оттуда слышались крики и мат прапорщиков, заставляющих солдат разбирать оружие, чистить и смазывать его.
Ноги сами привели меня к одному из наших устроенных на скорую руку стрельбищ. Осмотревшись по сторонам и никого, не заметив, я решил, что раз уж так вышло, можно и потренироваться. Алиса не видит, Михаил не стоит за плечом. Почему бы и нет?