Здравствуй, шестая рота. Здравствуй, первый гвардейский полк. Здравствуй, четыреста двадцать девятый имени Кубанского казачества, орденов Кутузова и Богдана Хмельницкого. Здравствуй, Игорь. Здравствуй, Андрюха.
Здорово, мужики.
Мокрый
Как только солнце показалось из–за красного гребня, сразу стало жарко. Не просто жарко, а — печка.
Укрыться от солнца было негде. Игорь потянулся за арафаткой, накинул ее на голову. Натруженные вчерашним переходом ноги гудели, снова дал знать о себе шрам на пятке — след давнишнего подрыва.
Нет, все–таки обычные берцы в пустыне не годятся: запросто можно испортить ноги. Уже два дня, как группа идет по камням; красивый киношный песочек кончился в первые же сутки, и сквозь тонкую подошву Игорь давно уже чувствовал каждый камень намятыми ступнями.
«Надо было брать горки[38], — подумал он. — Черт, кто бы мог представить, что в Сахаре бывают скалы…»
Сухой воздух был раскален до предела. Вчера шел дождь — редчайшее явление в пустыне, говорят, бывает раз в десять лет, — но на землю не упало ни одной капли. Вода испарялась еще в воздухе, не достигая камней. Солнце сжигало все.
Игорь глянул на белый ослепительный диск. Сразу захотелось пить.
Пустыня ненавидела их — не людей вообще, а именно их, десятерых русских спецназовцев, четвертый день бредущих по ее пескам. Она хотела их убить. Но они уже научились выживать здесь, спасибо Палкевичу.
Игорь подошел к верблюду, толкнул его в бедро.
— Подъем. Давай–давай, вставай, горбатый! Как там по–вашему. Акбар! Вставай, животное!
Верблюд глянул на него, оскалил желтые кривые зубы и заревел. Игорь отдернул ногу. Запросто может тяпнуть, скотина, а клыки у него будь здоров — неосторожному погонщику насквозь колено прокусывают. А вчера два верблюда подрались, и один другого тяпнул в пах, да так, что чуть не откусил богатство. Пришлось штопать парашютными стропами, благо иглу сапожную с собой взяли.
Верблюд наконец поднялся. Игорь посмотрел по сторонам. Где–то должны быть еще три верблюда и погонщики. Тоже мне, проводники липовые. Затерялись в пустыне, отстали от отряда. Вместе со жратвой и водой.
Игорь оглядел горизонт еще раз, потом посмотрел на лежащих на песке парней в русской военной форме. На минуту им овладело чувство нереальности, словно он очутился в мульт фильме. Все–таки десять русских спецназовцев посреди Сахары — это несколько странно.
Вообще–то, о спецназе Игорь Мокров до армии и не думал. Слышал, конечно, что где- то есть такие «краповые береты». И если бы предложили служить в спецподразделении, тоже не отказался бы. Кто ж откажется. По части спорта у него все было в порядке. Да и подраться не дурак — в Воронеже чуть ли не каждый вечер гоняли по улицам гопоту всякую.
Но как–то не отождествлял себя Игорь со спецназом, как любой нормальный человек не отождествляет себя, к примеру, с должностью генерального директора швейцарского банка. Спецы были для него вроде небожителей. Элита. А потому, когда лысый майор записал его на Северный флот, принял это как должное. Морфлот так морфлот, какая разница, лишь бы служить. Мореманы — тоже круто. Автономки там, срочные погружения, то да се. Хотя, по совести, какой из него к черту моряк — моря–то ни разу не видел, морская болезнь начинается уже в ванной. Жаль только, что флот Северный — вот если бы Черноморский…
Но с морем не сложилось. Когда их команду — сорок человек — привезли в областной военкомат, новобранцев на Северный флот уже отправили. И получились они вроде как не при делах. Вроде как сами по себе. Несколько дней ждали отправки, кисли на топчанах. Подвешенное это состояние, неопределенность наводили тоску. И домой не пускают — уже не гражданские, и в армию не отправляют — еще не военные.
А потом вдруг его судьба решилась как–то сама собой, по–киношному быстро, в два кадра. Откуда ни возьмись объявился «покупатель» из Москвы. «Сколько раз отжимаешься? — «Столько–то». — «Во внутренние войска пойдешь?» — «Пойду». — «Ну, собирайся.»
Через день Игорь уже стоял на плацу дивизии имени Дзержинского.
Там — снова суета, неразбериха, новобранцы, «покупатели», распределение по частям. Майор, который привез его из Воронежа, куда–то потерялся. Игорь снова оказался вроде как сам по себе. Потолкался, побродил между такими же, как и он, салабонами. Подошел к столу, за которым офицер у всех спрашивал фамилию. Игорь назвал свою. Записали, вывели на руке номер какой–то части. Сказали, что отныне он является бойцом то ли химроты, то ли банно–прачечной обслуги, то ли чего–то еще хуже.