Сашку надо было вытаскивать, но преодолеть эти десять метров у Игоря не было никакой возможности. Их могли разделять и три метра, и метр, и десять километров — это уже не играло никакой роли. В бою время и расстояние меняют свои значения, и на десяток метров уже не хватает жизни. Люди попросту столько не живут — слишком далеко, слишком долго. Расстояния войны — сантиметры, время — секунды. Прошло всего несколько минут, а ты уже десять раз умер, десять раз воскрес и десять раз убил.
И все же в этом бою образовалась пауза. Секундная пауза, когда огонь даже не прекратился, а лишь чуть–чуть ослаб.
Игорь приподнялся, изготовился к перебежке, но в этот момент прямо у него под ногами разорвалась граната.
— Помню, меня в ногу толкнуло что–то. Отбросило на спину, я сначала и не понял ничего. Потом чувствую — на животе липкое. Рукой потрогал — кровь. Осколок вошел в бедро почти у самого сустава, пробил ногу и застрял в заднице.
Бой закончился так же внезапно, как и начался. Воевать со спецназовцами не входило в планы «чехов» — у них была своя задача. Обойдя группу и оставив на поляне своих убитых, боевики ушли в лес.
Первую секунду Игорю показалось, что из его группы не выжил никто. Все были в крови: не поймешь, кто ранен, кто убит, а на ком просто чужая кровь.
— Когда «чехи» ушли, я вообще думал, что на этой поляне одни убитые. Только я остался. Как волна — выкатились из леса, раздолбали нас, обтекли, словно камень, и снова ушли. Этот бой оказался одним из самых жестоких. И до него, и после было много боестолк- новений, но такого, как в тот раз. И длился–то он всего минут десять. Но мы им тоже хорошо наваляли. Очень хорошо.
Спецназовцы зашевелились потихоньку, стали подниматься с земли. Оказалось, что все не так уж и плохо, как подумал Игорь в первую минуту. Снова подал голос Сашка — жив, братишка!
Раненая нога стала неметь. Кожа на ягодице лопнула, из нее торчал зазубренный осколок. Игорь попробовал вытащить его, но он сидел крепко. Повезло еще, что граната была от подствольника — осколку не хватило силы пробить ногу насквозь. Если бы была эргэошка[39] или, не дай Бог, эфка[40] — на выходе вырвало бы кусок мяса размером с кулак.
Появилась боль. Мокров послал бойца из своей тройки к командиру — у Грушева всегда с собой был спирт. Хотелось хлебнуть глоток.
Боец вернулся через полминуты. Сообщил, что Грушев убит — осколок от «мухи» попал ему прямо в затылок. Связист, который был рядом с командиром, от этого же взрыва словил больше десяти осколков в рацию. Только она и спасла, а то были бы они все у связиста в спине, но связи больше нет; артиллерист уже почти умер, Сашка в очень тяжелом состоянии, ранения почти у всех…
В Ханкалу Мокрова с Сашкой везли одним бортом. Сашка потерял очень много крови, ослаб. Сразу с борта его унесли на операционный стол. А потом на операцию отправили и Игоря.
— Резали под местным наркозом. Собственно, даже и не резали — хирург просто взял осколок щипцами и вытащил его вместе с куском мяса. Края у осколка зазубренные, и он, когда через ногу шел, грамм пятьдесят по дороге нацеплял. Я думал, мне мое мясо обратно как–то прилепят — это все–таки мое, а хирург его в тазик просто стряхнул и осколок мне протягивает — на, мол, на память.
Привезли в палату, поставили капельницу. А через несколько часов в эту же палату определили и Сашку. Он был очень слаб, бледен, но в сознании и даже бодр. Пытался шутить. После операции и переливания крови ему стало намного лучше. Игорь даже подумал: хорошо, что и его ранило вместе с Сашкой — вместе служили, вместе в госпитале лежат, вместе домой поедут.
На следующий день Игоря отправляли во Владикавказ. Сашка к тому времени совсем очухался. Но был все еще нетранспортабелен. Поэтому Игорь улетал один, а Сашка оставался.
— Все будет в порядке, Сашка. Держись.
— У нас и так все в порядке, — улыбнулся тот белыми губами. — Мы живы.
— До встречи в Воронеже.
— Да. До встречи.
Во Владике Мокров пробыл недолго: по этапу его отправили дальше, в Новочеркасск. Ханкала, Владик — госпиталя пересыльные, там тяжелораненых не держат. А Новочеркасск
— совсем тыловой госпиталь, где Мокров должен был выздороветь окончательно.
Там он провалялся около месяца.
— Чтобы рана не гнила, ее каждый день надо чистить, — рассказывает Мокров. — Делается это очень просто: бинт сворачивают в трубочку и пинцетом, как шомполом, протаскивают через дырку несколько раз. Представляешь, по живому. Когда в первый раз чистили, я врачу чуть по очкам не съездил — боль адская. А как начали привозить тех, кто в бэтээрах горел. Их каждый день по два раза перевязывали — старые бинты со спины отрывают вместе с мясом, они кричат. После этого я уже даже и не мычал. У меня–то, оказывается, так, царапина. Даже стыдно было за такое ранение.