Что касается Питера Пауля Рубенса, так я его всё-таки уговорил в 1613 году приехать в Россию. Одарил всем, чем только можно, дал один из новых кирпичных особняков, которые строились в Москве для таких вот гостей. Но… он сбежал через два года. Можно было остановить, но я не стал. Что стало виной, причиной побега мастера, можно только гадать. Дом не угодил? Ну, да, у него в Антверпене был особняк не хуже. Но, как я думаю, он не выдержал конкуренции.
Мало того, что Караваджев выдавал в год по три, а то и четыре картины, так у него появились и свои ученики с приличными работами. И самым талантливым, может, и гениальным стал… Фамилия такая у парня, что я думаю о шутке Бога. Наш подрастающий гений — Иван Криворук, он стал главным последователем Михаила Караваджева. И руки Криворука были такими, что главный русский художник даже хотел усыновить Ивана, не будь у того живых родителей.
Но Рубенс до своего бегства всё же успел написать в Москве несколько картин. Главное полотно — «Московская Мадонна», ныне работа выставлена, как «Московская Богородица». Ох, и споров же было на Вселенском Соборе, но я настоял, и картину всё-таки освятили.
Так, что там про Лувры говорили? Нынче в России самая большая коллекция художественных ценностей. И вот всё это мы с Ксенией и сыном Ванькой собирались смотреть прямо сейчас.
— Ты будешь со мной говорить? — в очередной раз спросил я жену.
— О чём? Расскажешь, как там под подолом к стерьви Лукерьи? Бога благодари, что я грех на душу не взяла и не убила курву, — прошипела моя ненаглядная.
— Матушка… — возразил Ваня.
— Указывать мне желаешь? — вызверилась Ксения на сына.
— А ну, охолони! — жёстко сказал я. — Ты с наследником Российского престола говоришь.
— С сыном я говорю, — не унималась Ксения.
И как русские императоры изменяли налево и направо? Здесь разок оступился, захотелось, так сказать, перчинки. Да и Лукерья, ведьма, больно уж хороша. Так Ксения месяц нервы треплет. Но люблю-то всё равно жену. Даже не стал продолжать озорничать с женой Караваджева. А ведь мог. Император я или так, самозванец какой!
— Да покаялся я уже, и грех тот отмолил, епитимью отбыл. Знаешь, сколько патриарх положил епитимьи, кроме молитв? Сто тысяч рублей, — говорил я.
— Дорогой нынче блуд выходит, — сказала Ксения, не сдержалась и рассмеялась.
Улыбнулся и я, хотя те сто тысяч — это единственное, о чём жалею во всей случившейся истории. Даже этот демарш жены не беспокоит, напротив, нравится. Ведь самое страшное — это безразличие. Вот если бы Ксюша просто не отреагировала на мой загул с Лукерьей, это было бы обидным. А так… Не безразличен, беспокоится. И узнать о таком на одиннадцатом году совместной жизни очень важно и приятно, особенно мужчине, который во всю входит в возраст, когда и бесы в рёбрах копошатся, и седины окрашивают коротко подстриженные волосы.
Мы проезжали улицы Москвы, которая разрастается неимоверными темпами. При этом мне сообщают, что нет повального бегства в столицу, и другие города пополняются людишками. И это не только православные славяне. Встретить в Москве европейца с их страусовыми перьями или чубатого малоросса, как и чернявого перса в красочном халате проще простого. И не только в столице. В Нижнем Новгороде, как некоторые шутят, так и вовсе пора вводить персидский язык официальным, настолько много там торговцев. Иран как-никак нынче с небольшим отрывом, но стал главным торговым партнёром Российской империи.
— А ну, Ванька, читай! — повелел я сыну.
— Персидския ковры, лучшия, — прочитал рекламную вывеску сын. — Батюшка, я по-гречески читаю, да на латыни, на немецким и ангельским языках уже говариваю, а ты прочитать просишь, будто только грамоту выучил.
— Не кичись своими знаниями, а гордись своими делами, — сказал я на латыни, а после уже на русском спросил. — Ты вот прочитал и что скажешь?
Иван Дмитриевич чуть завис, размышляя.
— То, что у некоего купца Трофима Брошки есть на торг ковры персидские, — недоуменно отвечал сын. — Как написано, так и понял.
— Э, не, сын! Видеть нужно более того, что написано, — сказал я поучительно. — Вот я вижу то, что, раз пишет купец в своей хвале [такое название рекламы прижилось в России], что у него лучшие, значит есть и иные, кто продаёт. Получается, что соперничают торговцы, и цена на ковры может упасть. Ушлый торговец сыграет на сим и придержит свой товар. Читай дале, сын!
— Хлеба маковые и пряные на улице Неглинной, — прочитал очередную настенную хвалу сын.