Подобные населённые пункты строились, прежде всего, в местах, которые некогда подверглись разорению или полному уничтожению во время «великого голода» и последующей за ним Смуты. Император и его правительство приняли политику, которая могла бы иметь такой лозунг: ни пяди земли без обработки. Поэтому ряд брянских, смоленских и иных земель попали под программу таких вот уютных сёл, которые заселялись как бежавшими православными людьми из Речи Посполитой, так и различными переселенцами, в том числе даже из числа южнославянских народов и армян. Получался такой вот интернационал, основу которого составляли именно православные люди.
Вопрос веры в Российской империи, становящейся всё более поликонфессиональной, стоял достаточно остро, но государю удалось убедить ещё тогда бывшего патриархом Гермогена, чтобы Русская Православная церковь пошла на уступки и не чинила непреодолимых препятствий для привлечения людей иных конфессий.
Так, если появлялись в подобных сёлах люди иной веры, то на пятьсот человек протестантов дозволялась кирха, а на тысячу мусульман — мечеть, однако строительство этих культовых сооружений должно проходит без финансирования государства, исключительно за средства общины.
Был и другой закон, по которому существовал запрет на переход из православия будь в какую конфессию. Существовала в законодательстве и хитрость. Так, нельзя, чтобы в подобных сёлах население было более чем наполовину неправославным, если большинство в воеводстве исповедуют истинную христианскую веру. Следовательно, строить кирхи, ну, или мечети с костёлами не получится, по крайней мере, в Смоленском воеводстве. Получалось, что Россия разрешает строить культовые сооружения иных верований, но и не даёт на то возможности. Вместе с тем, Российская империя всё равно самая толерантная страна, если в теории-то можно кирху ставить. Ну, а для рекрутёров в Европе дополнительный довод для убеждения переселятся на Русь.
И вот в одном из таких селений собралась группа людей, более всех остальных ненавидящая власть. Эти люди были вполне осмотрительны и потому не стали встречаться в Москве даже для того, чтобы попить чаю. При государе, а некоторые из них считались сподвижниками Димитрия Ивановича, бояре-заговорщики даже ругались между собой, лишь бы только у цепного императорского пса Захария Ляпунова не возникло подозрения о возможном заговоре.
Главным вдохновителем нынешнего собрания был Михаил Борисович Шейн, воевода Смоленского воеводства и командующий северо-западной войсковой округой. Чуть ли не заместитель хозяина Западной Руси. Большая должность. Мало того, так дающая возможности, пусть и тайно, но вести собственную политику. И то, что такой человек, как Шейн, по своей сути честолюбивый и даже самовлюблённый, находился на западных рубежах Российской империи, было ошибкой.
Однако, оправдать подобное кадровое решение и то, что Михаила Борисовича до сих пор не сменили на кого-нибудь лично преданного государю, можно. У Шеина были возможности выгодно предать государя, но он доказал свою верность, отринув все предложения. Кроме того, именно благодаря воеводе Шейну в Командную Избу к Алябьеву поступали важнейшие разведывательные данные, что помогало более качественно планировать сценарии вероятных войн, как с Польшей, так и со Швецией. Мало того, Шейн умудрялся помогать русской внешней разведке, так как некоторые его люди работали и в империи Габсбургов [в РИ Шейн также был склонен к разведывательной работе и очень быстро смог наладить большую агентурную сеть в Речи Посполитой, так что приписывать ему подобные возможности в АИ считаю уместным].
Шейн чувствовал свою силу, он считал себя намного умнее и способнее, чем тот же Захарий Петрович Ляпунов. Михаил Борисович считал себя одним из самых родовитых людей на Руси. Учитывая то, что Шуйские, Трубецкие, Шереметьевы, Романовы и многие иные разгромлены, то да, Шейн — один из знатнейших людей, но даже не в первом десятке.
Однако, были в Благодатном и те, вернее тот, кто в первую десятку знатнейших людей России входил. Звали этого боярина Семёном Васильевичем Головиным. Если мотивацию Шейна ещё понять можно, то причины, почему Головин оказывался недоволен властью, познать сложнее. На самом деле у Семёна Васильевича так до конца и не выветрилась жгучая ненависть к человеку, которого когда-то называли Лжедмитрием. Пусть сейчас он и не испытывает столь ярких эмоций по отношению к Дмитрию Ивановичу, какие Головину приходилось в себе глушить десять лет назад, но он всё равно недоволен тем, как развивается ситуация внутри государства.