Казимир Сержпутовский медлил. Что-то было здесь не так. Слишком лёгкая добыча оказывалась перед его отрядом. Три десятка стрелков из русской нарезной «вянтоука» перезарядились и рапортовали, что держат на прицеле большинство царских охранников, которые толпились вокруг ненавистного каждому достойному шляхтичу русского царя. Не так, всё не так. Казимир готовился сложить голову, стать героем для великой Речи Посполитой, считая, что если и удастся убить царя, то его отряду не дадут уйти. А тут… Да русским в погоню некого отправить. В округе нет более никаких войск, только невооружённые люди, прибывшие поглазеть на своего императора. Впрочем, этот дьявол ещё жив. Можно переживать, что всё легко, но только после того, как дело будет сделано.
— Казимир? Они начали движение. Неужели упустим? Там лес и немало людей, — выбил Сержпутовского из раздумий Ян Врублевский, заместитель командира отряда.
— Да! Убейте их всех! — вскричал Казимир Сержпутовский, и сразу же последовали выстрелы.
Ещё не менее десяти охранников рухнули на размокшую от дождя дорогу. Казимир подумал, что русские стрелки могли добиться куда лучшего результата. Хотя и польские выстрелы не оказались бесполезными.
С криками, скорее, больше для накачки собственного настроения, чуть менее четырёх сотен воинов польско-литвинского отряда выскочили из леса и направили коней к горстке охранников царя. Дело за малым, изрубить всех в капусту, да забрать тело царя. Если получится его доставить и предъявить, например, некоторым магнатам, то все воины Сержпутовского более в своей жизни ни в чём не будут нуждаться и прославятся на всю Польшу и Литву, как герои.
*…………*…………*
— Твоё величество! Началось! — ко мне подскочил Ермолай и, в свойственной ему в последнее время манере, эмоционально доложил о начале острой фазы операции.
Засиделся Ерёма на административной работе, будучи начальствующим в Государевой школе телохранителей, он тосковал по оперативной работе. И я позвал его с собой. А что делать? В отряд, с которым я сейчас собирался вступить в бой с поляками, вошли только те люди, в верности которых нет сомнений. Это мужчины, которые были не один раз проверены, а после перепроверены на верность и надёжность. Они должны были скрыть тайну. А Ермолаю, тому, кто со мной с первого дня, кто руку отдал за сохранность моей жены, я верил.
— Выдвигаемся! — скомандовал я, после опомнился. — Ерёма, командуй, ты главный! Не волнуйся, я буду прятаться за вашими спинами.
Я был облачён в доспех и форму телохранителей, ничем не отличался от остальных. Сейчас я не царь, я боец. Но такой боец, который не должен вступать в бой. Да мы все не должны были сражаться всерьёз. Задача стояла только не дать забрать тело моего убитого двойника.
Наш отряд располагался в подготовленной засаде примерно посерёдке того пути, что должен был пройти обряженный в монаха двойник. Здесь вокруг было топко и лишь узкий проход. Такие вот островки попадались довольно часто, и опытные телохранители должны были проверять все кусты, но… Благодаря болотистой местности, получилось организовать засаду противнику, а нам устроить засаду на засаду. Потому и людей рядом не было. И как мы друг друга с поляками не вычислили? Хотя ляхи располагались в трёх верстах от нашего места.
Люди… я не просчитал этот момент. Не предусмотрел, что найдутся те, кто прибудет сюда, дабы лично узреть, как государь исполняет епитимью. У нас были готовы твое агентов, которые якобы видели покушение, и что это были поляки. А тут… А что, если они под пули и сабли полезут? Вновь кровь и очередные грехи брать на себя?
Мы выскочили на дорогу, когда бой уже заканчивался. Пять охранников моего двойника защищали тело Остапа, сражённого пулей. Было видно, что оставшиеся русские воины ранены, в большинстве огнестрельным оружием, но они стояли и своим существованием мешали забрать труп того, кого считали императором. Другие бойцы сгрудились кучкой над телом Остапки, так они в безнадёжном деле закрывали собой охраняемый объект. Славные воины… жаль…
— А-а-а-а, — закричали с опушки леса, по левой от меня стороны на дорогу устремились люди.
Мои подданные, мой народ, они вооружились палками и бежали навстречу своей смерти. Хотелось прокричать: «Стойте, не надо! Меня и так совесть грызёт!» Но я, прикусив губу до крови, молчал. Негоже рядовому воину кричать не по Уставу.
Нас заметили. Но мужиков, которые бежали к полякам, враг заметил раньше, потому и разрядил винтовки, нашего производства, между прочим, по бегущему меня спасать народу. Благо люди бежали врассыпную, а в стане врага были хорошие стрелки, но не лучшие. Однако, несколько бегущих мужиков упали, сражённые пулями. Я это заметил, когда пустил коня галопом.