Великий человек умирал, а его личный медик, понимая, что Козьму еще можно спасти, что можно сделать ему непрямой массаж сердца, реанимировать Минина, а после лечить, Васильцов Никита сын Матвея, рвался через толпу к своему главному пациенту. Физически плохо развитый, лекарь Васильцов, в чем-то был похож на того человека, которого уже как пять лет опекает. Никита пытался протиснуться через людей, стоявших в безмолвии, он кричал, ругался, но толпа не расступалась. Ранее Минин ушел, не поставив лекаря в известность и теперь Васильцову только и оставалось, как щемиться между людьми.
Козьма Минич Минин приказал, чтобы Никиту придержали и не пускали к нему. Лекарь встал бы грудью, но остановил бы выход Минина к людям. На том у лекаря есть право, дарованное государем, но Минин повел себя в этот раз своевольно.
Сердце Козьмы уже давно было болезненным, оно могло не выдержать. Когда Никиту держал дюжий телохранитель Минина, чтобы лекарь не мешал делать задуманное Приказному Боярину, Васильцов кричал в след, чтобы Козьма Минин хотя бы выпил настойки для сердца. Тщетно.
— Убили! — в почти полной тишине прокричал кто-то из толпы. — Немцы и убили батюшку Козьму Минича.
Секунда, вторая…
— А и то дело, православные! Убили доброго человека. Православные, бей иноверцев! — еще один голос выкрикнул, после еще две глотки начали орать о подобном же.
Народ недоумевал, что происходит и принял бы любое объяснение случившемуся. А такое объяснение, что немцы загубили уважаемого человека очень даже ложилось в лишенные рассудка головы.
Уже назревало недовольство, которое часто связывали с пришлыми, более всего с немцами. Дело в том, что немалая часть Москвичей оказывалась лишенной возможности самореализовываться, в том понимании «доброй старины», которое было у народа и которое никак не получалось полностью выбить. И такие процессы все более углублялись. Появлялись те, кто выступал за все, как было «по старинке, как деды наши заведовали». А немцы — это те, кто привносит новое, значит… бей их!
Изменения, в которых обвиняли немцев, да и всех иностранцев, которых называли «палестинами», «греками» касались всего: прежде всего веры, после производственных процессов, создание регулярной армии и отказ от стрельцов, как от войска.
Как бы странно не звучало, то и некоторые крестьяне были недовольны своей участью. Немало было тех, кому вольготно жилось в крепости, а рыночные отношения, договоренности с помещиками — это пугало, или даже заставляло работать. Именно так, те ленивые, или неспособные к продуктивному труду крестьяне, пусть таких и было не много, но они стали теми, кто оказался недовольным реформами. А немало сельских жителей все еще не воспринимали новшества, внедряемые в последние десять лет. И это несмотря на то, что новое — это продуктивное.
— Что же вы православные творите! Не ведаете, как поступить, идите к патриарху, пусть укажет путь! — попытался увещевать народ заместитель Козьмы Минина Спиридон Миронович Соболь, решивший выйти к народу вместе со своим начальником.
Соболь был внешне полным антиподом Минина. Парень, а уже и мужчина, вымахал более многих даже императорских телохранителей, выглядел грозным воином, хотя был отличным печатником и редактором, даже литератором, так как сочинял стихи и писал книги. И вот такой образованный и творческий человек прошел обучение в Государевой школе телохранителей и после нее не переставал тренироваться.
Поэтому, когда на помост попытался взобраться один особо буйный мужик из толпы, Спиридон Соболь так ударил бунтовщика, что тот, пролетев шагов пять, упал в толпу. Было понятно, чего хотел сошедший с ума мужик, когда выскочил на помост — он стремился забрать тело Минина.
Среди людей, что располагались ближе к помосту на Лобном месте началось шевеление. Словно шакалы, они почуяли кровь. Акт насилия свершился. Народ, скорее волна из людей, ринулся к помосту, устраивая давку на Лобном месте. Хилых и немногочисленных женщин сразу же начали щемить и многие упали на мостовую, а люди, не взирая уже ни на что, часто просто вообще не соображая, что они делают, и что происходит, двигались вперед.
Никто не слушал сперва мольбы о помощи от упавшего на булыжную мостовую лекаря Васильцова, а после его хрипы. Люди шли вперед, толпа стала единым безумным организмом, где даже образованный человек становится бараном, где только животные инстинкты правят балом. Никита Васильцов, со сломленной грудной клеткой, так спешивший реанимировать Минина, умирал, растоптанный толпой.
— Дозволь, Спиридон Миронович, нынче мы отработаем, — сказал подоспевший к Лобному месту начальник службы кремлевских телохранителей, которые должны были обеспечивать безопасность всем священнослужителям из Вселенского Всеправославного Собора, ну из Академии так же.