Выбрать главу

— Шеина, с коим я разговаривал, и того ляха, что с ним по левую руку, живым брать при любых раскладах, — улыбаясь, сквозь зубы процедил воевода Игнатов.

В это самое время Егор не разрывал визуальный контакт с Шеиным, кобура была расстёгнута, а там револьвер. Потому Игнатов увидел, как здоровой рукой бывший воевода потянулся к седельной сумке. Гадать, что именно он оттуда достанет, это уже абсолютный дилетантизм, потому Игнатов выстрелил, но сделал это не в предателя, а в его коня. Жеребец вздыбился, и Шеин не удержался и выпал из седла. Ушибся, не более.

— Всем стоять! — прокричал Егор, предупреждая опрометчивые поступки других бандитов, потом, когда увидел, что остальные скидывают оружие, уже произнёс с горечью. — Такого коня пришлось загубить. Ну, не скотина же ты, Михалка Шейн?

Егор сплюнул и, действительно огорчённым, пошёл прочь.

*……………*………….*

— Хль-сь, — звонкая пощечина прилетела мне по лицу.

— Сдурела, баба? В монастырь отошлю! — взъярился я.

— Сама уйду, чтобы и свои, и твои грехи замаливать. Мне докладывали, что в Москве более трёх сотен людей загубили, пожары были. То ты всё устроил. И для чего? Что столь важное было, что нужно души православные губить? — кричала Ксения.

Всё наше сопровождение я выгнал, потребовал, чтобы никто даже не стоял под массивной дверью царской кельи в Троице-Сергеевой лавре, то есть в комнате, которую я или Ксения занимали, когда приезжали сюда на моление. Главным условием использования именно этой кельи был не комфорт или роскошь, напротив, тут всё было в высшей степени аскетично, даже стола не было с кроватью, но двери и стены были толстыми и закрывались плотно. Нечего кому-то знать, о чём молится государь.

— Уймись, Ксения! И я переживаю. Грех тот на мне будет, но я своим грехом спасаю души от грехов иных, — сказал я, и жена задумалась.

Такое заявление звучало слишком двусмысленно, и меня можно было бы даже обвинить в обуявшей разум гордыни, что Христом себя возомнил, ну, или праведником.

— Я слово давала всегда тебя слушать, я перед Богом клялась быть послушной мужу своему, посему выслушаю, — сказала мать моих детишек и оглянулась вокруг.

— Привыкла, что во дворце повсюду стулья да кресла с диванами? — усмехнулся я, но быстро сменил настроение и начал объяснять свои мотивы. — Я не хочу оставлять своему наследнику державу, в коей будет борьба за власть. Убьют Ивана, коли не расчистить у трона место от подлецов. Такие законы у истории. А ещё нужно стать для народа всем, воспитать у них чувство вины, чтобы ни у кого не было и помыслов нашу династию Рюриковичей-Годуновых извести. Лекари пускают кровь, кабы в организме нашем свежая образовалась.

Я говорил и сам себе не всегда верил, что чувствовала и Ксения. Вот недавно была моя измена, а тут ещё и эта операция, которая пошла не совсем по плану, и уже понятно, что принесла больше смертей и материального ущерба, чем я мог позволить.

Однако, всё равно нужно было осуществить нечто подобное. Недовольство изменениями только нарастало бы. Это сейчас мы узнали о заговоре, а что, если бы оставили всё на самотёк? Каково жить в постоянном ожидании покушения? Нет, меня и так уже стреляли, и пытались травить. Срабатывала система охраны. Но тогда я хотя бы не знал, что обязательно будут покушения и в самое ближайшее время. Но я не хочу знать, что рядом находится тот же предатель Шеин, который не научен горьким опытом иных заговорщиков, казнённых ранее, а уверовал в свою неуязвимость. Он в конце концов решится на убийство. Нет, нужно было выжечь всё калёным железом.

— Кажная семья, где потеряли кормильца, получит сто рублей помощи, — продолжал я увещевать Ксению, которая не прекращала хмуриться.

— Сие много, но кто заменит любимого мужа? Али родителя, брата? — Ксения сыпала солью на мои гнойники.

— Я не говорил тебе никогда или уже забыл те слова. Но… — я замялся, накатила такая тоска, я вдруг почувствовал себя слабым. — Я люблю тебя, не оставляй меня, будь рядом! На какие-то вопросы я не смогу ответить, просто верь, как должна верить жена мужу своему.

Глаза предательски заблестели, увлажняясь. Да, устал, сильно устал. Двенадцать лет — сплошная гонка с прыжками через столетия. Много, очень много удалось сделать и ещё больше впереди. Сейчас тот самый час икс, когда нужно сработать мощно. А я устал.

— Ха-ха-ха, — с нотками истерики рассмеялся я.