И все предпосылки для этого есть, уже есть. Шарль д’Альбер, развязавший маленькую, как ему казалось, обязательно победоносную войну, увяз в противостоянии с беарнскими кальвинистами. И король негодует, в то время как аристократия, даже колеблющаяся её часть, устремилась на поклон к королеве-матери. Нельзя упустить этот шанс. Он любимец Марии Медичи, ему суждено стать не тенью короля, а тем, кто сам создаёт тень, где может спрятаться монарх.
Арман Жан де Ришелье улыбнулся своим мыслям. Сегодня, именно сегодня он достигнет договорённостей с юным королём и добьётся от него обещания, что скоро Ришелье получит сан кардинала и власть, хотя бы часть от того, что было в руках Шарля д’Альбера.
Карета резко остановилась. Такое бывает, пусть и нечасто. Охране Ришелье обычно удаётся распугивать зевак с мостовых Парижа и расчищать дорогу. Но случаются такие эпизоды, что какой-нибудь барон, возомнивший себя герцогом, или того смешнее, дворянин, прибывший в столицу из захолустья, например, из Гаскони, застопорят движение и будут требовать пропустить уже их. Так что нужно время, пока охрана либо договорится, либо какого ретивого гасконца, горделиво восседающего на полудохлой кляче, опрокинут в навоз, чтобы не думал, что его титул в Париже может сравниться с таким же, но местного дворянина.
— Жюсак, что там? — выкрикнул Ришелье, открывая дверцу кареты.
Сразу три арбалетных болта устремились в то место, где была голова епископа. Один болт ударился о стенку кареты и упал, но два вонзились в голову государственного секретаря Франции.
Ришелье погиб на месте, а в его охрану полетели гренады и керамические горшки с зажигательной смесью. Охрана, разбираясь с каким-то графом, имя которого уже никогда не будет известно, прозевала, когда три дамы, оказавшиеся мужчинами в женских одеждах, достали массивные арбалеты и, почти не целясь, навскидку выпустили болты. Долгие годы тренировок, вначале в Преображенском под Москвой, после в лагере под Калугой, сделали из агентов русского Тайного Приказа, нынче работающих во Франции, лучших стрелков из арбалета. Ну, и граф, конечно, таковым не являлся, как и два человека его сопровождения. Всё было подстроено и не менее ста раз отработано на учениях. Так что движения всех диверсантов были автоматические, выверенные до секунды. Но система в действиях была только у тех, кто устраивал хаос. Все остальные метались и не понимали, что происходит. Дым, огонь, крики, стоны, взрывы, выстрелы…
Акция, точнее две акции, готовились уже как месяц на месте, а до того годы в России. При этом было крайне сложно синхронизировать покушения. И сегодня, когда Ришелье пригласили во дворец на аудиенцию к Людовику XIII, а Шарля д’Альбера напротив отослали из Парижа в имение, всё срослось. Где-то по дороге на Брест сейчас догорала карета ранее всесильного миньона короля. И тут, на всякий случай, так как свидетелей покушения было только два, оставили записку, где было написано то, что сейчас кричали убийцы на улице Сюльпис недалеко от перекрёстка с улицей Старой Голубятни.
— Да здравствует Евангелическая Лига! Смерть испанцам и французам! — кричали сеявшие хаос русские агенты.
Вокруг что-то взрывалось, пылал огонь, ржали кони, орали люди. Уже немало парижан было ранено или убито. Большое количество обывателей, которые попали в центр разгорающегося пожара, было вызвано тем, что сегодня проходила служба в церкви святого Сюльписа, и люди, проявив любопытство, потоком высыпали из церкви, сразу попадая в Ад. Хотя вот-вот и сама церковь начнёт гореть, так что ещё предстоит разобраться. Но будет ли кто думать о людях? Простых, нет. А вот о Ришелье точно подумают, слишком эта смерть политическая.
Скоро уже раздались выстрелы. Кто-то кого-то увидел и был уверен, что это и есть ненавистные протестанты, которые поджигают площадь перед католическим храмом. Иные обнажили шпаги и рапиры и начали схватки друг с другом. Где нервозность и уже пахнет кровью, где стоит старуха с косой, там опасно, и потоки алой жидкости из человеческой плоти могут вновь окроплять парижские мостовые. При этом русские агенты, выполнившие задание, уже уходили, скинув женские одеяния и оставшись в мужском дворянском платье.