Трубили отход для киргизов, которые и так, прикрываемые русскими стрелками, начали откатываться, когда прогремела череда взрывов. Казалось, что дрожит земля, и даже некоторые маньчжуры растеряли свой боевой порыв. Тут бы ударить оставшейся конницей по временно деморализованному противнику, но и русские были заняты, они тянули пушки, занимали новые боевые позиции.
Загромыхало снова, но в стороне, с правого фланга вновь была предпринята попытка атаки. Теперь уже там шёл бой на валах, но менее ожесточённый, чем ранее на флешах. Всё же помощь с крепостных стен была существенной, а револьверы делали своё дело.
Маньжчуры уже не так прытко и с некоторой опаской стали проходить флеши, их конница ручьями потекла между оставленными русскими позициями, и тут прозвучал почти слаженный залп сорока орудий
— Ба-Бах-Бабах! — гремели взрывы, а за ними разрывы.
Вся местность была пристреляна, все манёвры отработаны, продолжался геноцид маньчжурского войска. Не смог сдержаться обычно мудрый Нурцахи, но его смертельно оскорбили, да ещё в присутствии подданных. Если не отвечать на подобное и вести себя дипломатично, то можно вскоре получить нож в спину от своих же.
— Передайте Албычеву, что я был рад с ним знаться! — прокричал Никита Верещага и стал выводить казаков и всех оставшихся тунгусов из крепости с левой руки от Албазинского мощного острога.
К нему присоединились некоторые части киргизов, у кого только кони были менее уставшие, ну, или кто успел пересесть на заводного коня. А впереди шли рейтары, им начинать атаку и отходить в сторону, давая простор для таранного удара тунгусов и последующего обстрела стрелами врага со стороны киргизов.
Маньчжуры уже подступали к основному валу крепости, спотыкаясь о тела своих соплеменников. Уже две русские пушки разорвало из-за частой стрельбы и ошибки пушкарей в размере подачи пороха. Рейтары, приблизившись к маньчжурскому заслону из копейщиков, разрядили свои короткоствольные ружья и сразу же ушли налево, в сторону от сражения, а вперёд выступили тунгусы. У этих воинов оружие и тактика были сильны даже для современного европейского боя, они могли прорывать почти любую оборону в поле. Это и случилось.
Град стрел обрушился на левый фланг маньчжуров. Нурцахи не ожидал, что при таком штурме, когда его воины вгрызались в русскую оборону, его противник, эти странные люди с Запада, решатся на вылазку всей конницей, что оставалась в наличии у защитников Албазина. Казалось, что русской коннице вообще не место в этом бою, она несравнимо меньше маньчжурской. Но это было раньше, теперь, когда Нурцахи лишился уже большей части своего воинства, всё казалось возможным, даже бегство.
Тунгусы прорвали оборону маньчжуров, но нарвались на встречный бой. Личная гвардия Нурцахи пошла в атаку, лучшие всадники, сыновья многих людей из маньчжурской элиты. Началась свалка, рядом с которой оказались казаки и вернувшиеся в сражение рейтары. Они расстреливали всех маньчжуров, выкашивая вражеских воинов и лишая чжурчжэней будущего. Погибали сильные воины, чтобы слабые или вовсе не боевые люди смирились со своей участью быть не властелинами, а оказаться подвластными.
Элита маньчжуров дрогнула, начала откатываться, пока не устремилась в бегство. В это время по центру сражения Албычев повёл стрелков в атаку и отбил флеши. Пушки вернулись на свои места, сильно изменённые после взрывов, и открыли огонь. В ход пошли и картечницы, которые били по скоплениям маньчжуров.
Враг дрогнул. Были те, кто побежал, иные оказались столь обессиленными, что предпочитали смириться и оставаться лежать. Что ж, Сибирь мало заселена, да и земли ещё много под обработку. Рабство… Может, лишь временное, до принятия православия всей душой, вполне сделает вчерашних маньчжуров лояльными России.
— Не убивать его! — кричал Верещага, когда увидел, как Нурцахи слез с носилок и лихо запрыгнул на коня, устремляясь в бега. — Не убивать!
Крик наказного атамана, будущего атамана казачьего войска Амурского, утонул к какофонии звуков. А сражённый казачьей пулей правитель маньчжуров свалился уже мёртвым кулём с лошади.
Через два дня представитель страны Чосон отправился к себе домой, чтобы сообщить о русских, об их мощи и о том, что они предлагают вполне нормальный договор, торговлю и взаимопомощь. А Пётр Иванович Албычев три дня не спал, пока не уснул в седле. Много было дел, но кроме дипломатии, нужно было оценить те сокровища, что были взяты в обозе маньчжуров. Китайские ценности пригодятся для торговли и с самими минцами, и с Чосоном.