Перья птицы были из серебра, головы из золота, остальные части бронзовые. Чтобы всё вот это можно было доставить, было принято решение, не без моей подсказки, конечно, использовать рельсы. Да, они не железные, а деревянные, лишь железом обшитые, но начинать можно и нужно с таких, чтобы понять пользу и возможности применения. А для того, чтобы вся конструкция не упала, были построены платформы с разными креплениями из канатов.
На самом деле, вот таким вот решением, чтобы огромный герб новой России двигался вместе с процессией на платформах, я добивался того, чтобы скептики посмотрели на перспективу железных дорог. Вновь я мечтаю про цельножелезные рельсы. Нет, такое роскошество мы пока ещё не потянем при всём напряжении экономики. Есть у нас железоделательные заводы, да только их продукция уже на год вперёд распределена, и не хватает мощностей для растущей экономики. Строим новые заводы, но появляются новые потребности. Тут нужно думать не о количестве предприятий, а о прогрессивном производстве, добыче металла. Ну, да ещё подумаем.
— Слава Великому, слава Димитрию Великому! — прокричали в толпе, и толпа приняла.
Вот и стал я Великим. Гордыня обуяла. Это же специально так выкрикнули, чтобы использовать психологию толпы. И вот сейчас мы подойдём к Кремлю и при этом все вокруг будут кричать, провозглашая меня Великим. Был велик мой отец, превратившийся из великого в Грозного. Был велик мой прадед, Иван III. А мне повезло быть Димитрием, чтобы не путаться во всех великих Иванах. И, да, я себя более всего осознаю, как истинный Рюрикович.
*…………*………..*
(Интерлюдия)
— Миланья Игнатовна, но как же? Кто же, коли не ты, кормилица? — причитала бабка Стешка, выказывая мнение большинства людей Второго Южного района Москвы.
— Пусчай брат мой Демьях сходит! Негоже бабе идти на такие собрания мужей, — отнекивалась Милка.
Именно так. Это та самая Милка, которая была некогда спасена молодым казаком Егором Игнатовым во время разорения деревни Демьяхи. Нынче она не перепуганная симпатичная девушка, но красивая женщина, пользующаяся уважением на Москве, особенно на трёх улицах, что примыкают к её усадьбе.
Тут было дело не только в том, что муж Милки, а ныне Миланьи, был грозным воителем и уже дорос до воеводского чина; даже не в том, что тринадцатилетний брат Миланьи Игнатовны Демьях — гроза всех трёх улиц и также собрался идти по стезе своего родственника на службу. Сама Милка превратилась в сущую барыню.
У семьи домом являлась богатая усадьба, даже по меркам столицы. Кроме того, Миланья была вхожа в императорский дворец. Некогда царица затеяла кружевное производство, а Милка, сколько себя знала, всегда шила, любила это дело. Вот только ранее не было достаточно средств, чтобы покупать красивые нитки. Но Миланья быстро научилась.
Это успехи мужа, за дурное словно в адрес которого Милка могла убить, сделали её той, кем была женщина. Она выучилась. При Государевой школе были открыты платные курсы для женщин, куда набирались всего двенадцать учениц. Милка пошла и освоила и письмо, и чтение, сама сейчас вела дела в оружейной мануфактуре, что была открыта в те недолгие периоды, когда любимый муж Егор был дома.
Дела вела сама, это да, но тщательно подобное обстоятельство скрывала. Было у Милки «лицо компании» — неглупый в целом мастеровой, мощный на вид мужик, с грозным взглядом и громким голосом. Вот он и служил ретранслятором всех идей и решений истинной хозяйки. Теперь, даже когда Егор временно возвращался на побывку домой, он был уверен, что его дело живёт.
И вот такую Миланью Игнатовну жители Второго Южного района Москвы выдвигали в представители от них на внеплановом общении с императором. Час назад по всем улицам проскакали вестовые с известием, что колокола бьют оттого, что государь торжественно идёт сказать своему народу какие-то вести.
Такое вот городское собрание было уже вполне отработано. В каждом районе Москвы местные жители должны были выбрать одного представителя, которому следовало бы прийти на Лобное место. Ну, а после, получив информацию, этот представитель должен был рассказать обо всём услышанном своим соседям. На самом деле, большая честь.
— Ты меня прости, Миланья Игнатовна, но коли бы все бабы были такими, как ты, характерными, то сложно бы нам, мужикам, пришлось бы, да и усадьба у тебя самая богатая, вона в дворянство вошла. Прими просьбу нашу, — сказал приказчик с гончарной мануфактуры Фома Тихой.