Поставив кубок на стол, он наклонился вперед и принюхался к паштету, затем очень осторожно отрезал немного, положил его на хлеб, отправил в рот и стал медленно жевать.
— Замечательно, Барбара. Никто не умеет готовить паштет лучше тебя.
— Да уж, ты всегда был разборчив в еде, — она улыбнулась, довольная, что он похвалил ее стряпню.
Он опять наполнил кубок, выпил и отрезал себе еще кусочек. Она разглядывала его обросшее лицо при свете свечей. Какой у него ужасный цвет лица — восковой, как свеча. Тени скрадывали морщины, делали его моложе, и она увидела его таким, каким он был в дни их молодости. Этот образ стал в последнее время ненавистен, а в данную минуту — особенно.
— Надеюсь, ты теперь убедился, Оливер, что я не отступлю. Ни на дюйм.
Когда он поднял кубок, рука его дрожала.
— Ты пригласила меня сюда, чтобы сообщить это? — сказал он, нахмурившись. Он ожидал совсем другого.
— Я готова снести все, что придет тебе в голову. Все плоды твоей жестокой изобретательности.
— Так мы ради этого устроили тут небольшой тет-а-тет?
— Нет, — сухо сказала она. — Я хочу сделать тебе предложение.
— Ну, слушаю, — он налил себе еще вина и выпил.
— Я позволю тебе забрать половину всех вещей в доме. Кроме этой комнаты. И кухни. И мебели в комнатах детей. Забирай свои книги, живопись, стаффордширский фарфор.
— Ты ужасно щедра, — саркастически сказал он.
— Можешь взять их прямо сейчас. Только убирайся отсюда скорее, — она долго и тщательно обдумывала свое предложение. — По-моему, это чертовски хорошая мысль.
Казалось, он раздумывает над ее словами, неторопливо потирая рукой подбородок.
— Это все, что я могу для тебя сделать, — сказала она. — Дом принадлежит мне.
Он обвел глазами комнату и взмахнул руками.
— И это тоже?
— И это тоже, — повторила она. — Мне кажется, я говорю сейчас вполне разумно. Не надо никаких адвокатов. Договоримся сами. Только ты и я, дорогой.
— Да, только ты и я, — горько сказал он. Она холодно следила за ним. Ей доставляло удовольствие, как твердо и жестко звучали ее слова. Решимость ее не ослабевала.
— Я не боюсь тебя, — сказала она. — Если понадобится, буду сопротивляться до бесконечности.
Она следила за тем, как он залил съеденный паштет еще одним бокалом вина и затем уставился в потолок. Щеки его покрылись испариной. От свечей температура в комнате поднялась еще выше. Он поднялся, стащил с себя халат и, голый по пояс, снова сел.
— Я буду сопротивляться твоему сопротивлению, — сказал он. — До бесконечности, если понадобится. Это мой дом. Я заплатил за него. И все остальное мне неважно. Даже если суд решит по-другому, я найду способ, как его обойти.
— Только через мой труп.
— С удовольствием. Если у меня получится.
Она опустила руку и коснулась холодного лезвия своего секача.
— Зря пытаешься запугать меня, — спокойно сказала она, допила свой кубок и налила еще из бутылки.
— Мы уже давно перестали запугивать друг друга, Барбара.
— Вот только мне не понятно… — она поколебалась, прикладывая кубок к губам. — Мне не ясно, почему ты никак не можешь понять моего положения. Столько людей вокруг разводятся. Тебе вовсе не обязательно оставаться здесь. Ты вполне мог избежать всех этих… этих неприятностей.
— Это не неприятности, — он хохотнул. — Любопытная точка зрения, я бы сказал.
Она посмотрела на него и покачала головой.
— Ты все-таки ублюдок.
— Я вовсе не собираюсь одарять тебя за то, что ты оказалась такой сукой, за то, что разрушила нашу семью. Тех, кто разрушает, не награждают.
— Опять семья. Всегда у тебя семья.Почему я должна играть роль, которую ненавижу, выполнять обязанности, которые вот-вот задушат меня? — она ударила ладонью по столу. Тарелки подпрыгнули, канделябр покачнулся. — Мне это надоело, и я хочу компенсации за свое самопожертвование.
Его лицо блестело от пота. Он улыбнулся, но улыбка была холодной.
— Ты была просто кучкой вонючего дерьма, когда я женился на тебе. Это благодаря моей голове ты оказалась в этом доме. Это на мои деньги куплены все эти вещи. Это лишь благодаря моему терпению и моей поддержке ты научилась готовить блюда для гурманов. Если бы не я, ты сейчас жила бы на каких-нибудь поганых задворках в Новой Англии [54]и варила бы картошку какому-нибудь придурочному клерку.
— Прими мою вечную благодарность, — она выплюнула эти слова.
— Я не собираюсь уходить отсюда! — крикнул он окрепшим голосом. Она покрепче сжала рукоятку секача. — И ни одна вещь не покинет своего места. Убраться придется одному из нас.
— Что ж, моя совесть чиста.
— У тебя нет совести.
Она посмотрела на него, внезапно почувствовав, как внутри у нее пробуждается жалость. Он оказался такой же жертвой, как и она. Странная, неопределенная идея, которую люди называют "любовью", обманула их обоих.
— Ты больше ничего для меня не значишь, Оливер, — грустно сказала она. — Ты — просто пустое место. Ты мне отвратителен.
— Да неужели? Я так же здорово тебя ненавижу.
— Моя ненависть уже закончилась, Оливер. Я давно уже с ней справилась. Я слишком долго жила с ней. И в этом вовсе нет твоей вины. Просто ты оказался в неподходящее время в неподходящем месте.
— Прошу тебя, Барбара. Не надо объявлять меня невиновным. Мне нужна моя ненависть, так же как тебе нужна твоя. А то как еще я выстою в такой войне? — он произнес это саркастическим тоном, но она не поняла, в чем здесь шутка.
— Что ж, давай посмотрим на развод как на войну, — сказала она. — По крайней мере, мы избавили от этого детей.
— Детей? Я в последнее время совсем забыл о них.
— Я тоже.
— Надеюсь, ничего с ними не случилось.
— Отсутствие вестей — уже хорошие вести. Я рада, что они сейчас далеко от передовой.
— Смотри, как изысканно мы можем беседовать, Барбара! — он молча поднял свой кубок, она — свой. — Люди не имеют значения, — хмуро произнес он. — Только вещи. Вещи имеют юридическую силу. Они всегда на месте. Всегда реальны. Некоторые вещи еще и повышаются в цене. А вот люди — никогда. Люди только обесцениваются, — он посмотрел на нее пьяным взглядом.
— Может, ты и прав, — огрызнулась она. — Пожалуй, я беру назад свое предложение.
— И все, чем тебе придется довольствоваться, — это половина общей стоимости. Наличными. Много наличных. А затем убирайся. Fini [55].
— Когда ад замерзнет.
— Не по такой жаре.
— Ну, тогда нам придется затянуть ремни потуже, верно?
— Пью за это, — он перевернул свой кубок, затем открыл еще одну бутылку. Подняв ее в руке, он рассматривал этикетку. — Шато Бишевиль. Урожая 64-го. Кажется, мы неплохо провели этот год, шестьдесят четвертый.
— Это ты так думаешь, Оливер. Я так никогда не считала.
Запрокинув бутылку, он отпил прямо из горлышка. Затем снова поднял ее горлышком вверх, покачивая, чтобы придать вес своим словам.
— Я хочу, чтобы ты убралась отсюда, — заявил он. — Это мое место.
— Именно это я и хотела сейчас сказать, Оливер, — холодно ответила она.
Он повысил голос.
— Я люблю его больше тебя. Я заслужил его. А ты его совсем не любишь.
— Я не собираюсь слушать этот бред.
— Ты не можешь вот так все взять и забрать. Тебе придется мне кое-что оставить.
— Ты пьян. Смотри не заплачь.
Она чувствовала, как в нем нарастает напряжение.
— Ты — жадная эгоистка, Барбара. Ты омерзительна. Мерзкая сука.
— Я работала на этот дом. Теперь я буду за него драться.
Он осушил бутылку и дал ей упасть на пол. Не разбившись, она покатилась под стол. Он шагнул к дверям.
— Да, спасибо за угощение, — проворчал он напоследок.
— Это не мне, — она подождала, убедившись, что он ждет продолжения. — Скажи спасибо Бенни.
— Бенни?
54
Новая Англия — район на северо-востоке США, включающий в себя штаты Коннектикут, Мейн, Массачусетс, Нью-Гэмпшир, Роуд-Айленд и Вермонт.