– Не бойся, милорд, я тебя не трону. Уж теперь-то, когда ты находишься на правильной стороне!
Ричард нахмурился, а потом заметил на лице своего собеседника кривую усмешку, знаменовавшую шутку, и покачал головой:
– Вы бы поосторожнее, мастер Брюер. Дело серьезное.
Пока они разговаривали, король ни разу не пошевелился. Генрих стоял недвижно, как собственная восковая фигура, вроде тех, которые посылают к мощам во время болезни, или как изображение кесаря Марка Антония, которое в Риме однажды показали толпе. Взяв короля за руку, Уорик едва ли не с удивлением ощутил, что она тепла и податлива. Ланкастер вздрогнул, ощутив его хватку своими распухшими суставами и похожими на веревки жилами. Он медленно огляделся, почувствовав прикосновение, однако в глазах его не было заметно и тени узнавания. В них зияла пустота и угадывалась нотка печали. Все прочее исчезло.
Ричард неторопливо поднял руку короля собственной рукой, делая ею жест для всех собравшихся. Толпа взревела и затопала, однако граф услышал, как охнул король Генрих, и ощутил, как тот попытался высвободить свою руку, не имея на это сил. Жалкое зрелище, однако Уорик не мог отпустить руку Его Величества и только поворачивал его вперед и назад, повторяя приветственный жест.
– Больно! – пробормотал Генрих, роняя голову на грудь. Уорик опустил его руку, почувствовав, что король начинает оседать, и сообразив, что далее ему может стать только хуже. Из-за спины Дерри Брюера шагнули стражники, принимая на себя вес монарха. Выпуская руку Генриха, Ричард посмотрел на нее. Ногти короля были грязными, и граф покачал головой.
– Найдите перчатки для Его Величества! – окликнул он стражников.
В Вестминстерском дворце короля ждут слуги. Они искупают его и позаботятся о его внешности. А дворцовые врачи, возможно, сумеют вернуть капельку жизни в его тело.
Ход мыслей Уорика перебил голос Дерри Брюера:
– Бедняга… Смотрю на него и не знаю, понимает ли он хотя бы то, что ты освободил его. Как и то, что он является правильным… основанием для твоего восстания, если ты понимаешь, о чем я говорю.
– Понимаю. Но речь сейчас не о том, что правильно, а что неправильно, мастер Брюер – возразил Ричард. – Он – король…
К его неудовольствию, Брюер расхохотался:
– Стражники ушли, милорд! А те, кто внизу, не услышат наш разговор наверху стены. Быть может, они верят в то, что королевская кровь краснее их собственной… Не знаю. Но тебе-то… – Дерри с удивлением покачал головой и улыбнулся: – Ты видел, как Эдуард Йоркский провозгласил себя королем. Поговаривали, что он сделал это по твоему настоянию. Но теперь ты отрекаешься от него. Быть может, это ты, милорд, исполняешь здесь роль святого Петра, отрекаясь от своего господина снова и снова, пока не пропел старый петух?
– Король Генрих Ланкастер является законным королем Англии, мастер Брюер, – негромко проговорил Уорик. Впервые за время всего разговора Дерри заметил, что рука его собеседника покоится на поясе, на рукоятке ножа. От графа как будто не исходило прямой угрозы, в позе его чувствовалась только напряженность, но тем не менее начальник тайной службы переступил на месте и поудобнее перехватил трость. Она была залита внутри свинцом, и в годы, прошедшие после Таутона[4], ему случилось изумить ею пару людей.
– Ты можешь назвать его каким угодно именем, – ответил Дерри. – И оно ничего не будет значить. Видишь толпу внизу? Все смотрят на нас в надежде еще раз увидеть его. Хочешь мой совет?
– Нет, – проговорил Уорик, и Брюер кивнул:
– Рад за тебя, сынок! Так вот, мой совет: покажи короля народу несколько раз. Пусть увидят, что Генрих жив и свободен. А потом подмешай ему в пищу что-нибудь такое, что забрало бы его из этого мира, дабы он уснул и не проснулся. Только не надо боли, не надо крови; незачем мучить человека, которому никогда не хватало ума причинить кому-нибудь вред другим способом, кроме как разве что собственной слабостью. Пусть уйдет спокойно. Из его сына получится добрый король. Видит Христос, этот парень – внук победителя при Азенкуре[5]. Он заставит нас гордиться собой.
Ричард прищурился, склонил голову набок – так, словно увидел нечто такое, во что не мог поверить.
– Значит, вы считаете, что я намереваюсь так поступить? – проговорил он. – И вы способны так подумать обо мне? Что я хочу убить короля? Ради какого-то незнакомого мне мальчишки? – К удивлению Дерри, Уорик вдруг рассмеялся, и резкий звук его смеха отнесло в сторону дувшим над стеной ветром. – Нечто подобное сказал мне Эдуард Йоркский, когда мы посещали Генриха в его камере. Он сказал, что пожелал ему сорок лет доброго здравия, чтобы за это время не объявилось нового молодого короля. Он понимал, мастер Брюер. Как понимаю теперь я сам. И не стоит поддевать меня своими подозрениями. Король Эдуард отвернулся от меня, и я окончательно порвал с ним. Возврата к нему не будет. Я поклялся в этом Богородице Марии собственной жизнью и жизнями моих дочерей. Так вот, я собрал войско для того, чтобы низвергнуть его, чтобы сорвать королевскую мантию с его плеч. Кесари не вечны, мастер Брюер. В этом я успел убедиться в своей жизни.
Единственный глаз Дерри не дрогнул во время всей этой речи, пока он взвешивал личность Уорика и разыскивал в нем признаки лжи или слабости. И то, что он прочел, избавило его позу от напряженности. Неторопливо, чтобы не встревожить графа, шпионских дел мастер похлопал его по руке.
– Хороший мальчик, – проговорил он. – Знаешь ли, в свое время ты наделал много зла. Вместе со своим отцом и с Йорком. Нет, позволь мне договорить! Правильно ты обошелся разве что с мятежниками Джека Кэда[6]. Помнишь? Память о той ночи, скажу честно, до сих пор иногда заставляет меня просыпаться в холодном поту. И теперь тебе выпала возможность, какую большинство людей не получает никогда – возможность изгладить часть совершенного тобою же зла. Надеюсь, что ты не упустишь ее, когда таковая представится. Видит Господь, другой не будет.
Под взглядом Уорика Дерри Брюер повернулся и захромал следом за монархом, которому служил и которого защищал всю свою жизнь. В этот момент граф Ричард понял, чем был Брюер для короля Генриха все эти годы – ближайшим подобием отца. Когда Уорик остался на стене в одиночестве, взгляд вниз напомнил ему о положении дел. Тысячи мужчин и женщин заполняли прилегающие к лондонскому Тауэру улицы, и толпа постоянно росла, по мере того как распространялась новость.
Король Генрих освобожден. Ланкастер вновь на престоле. Поначалу на улицах были стычки и драки, однако тем немногим, кто хотел в гневе выкрикнуть имя Йорка, заткнули рты, обратили их в бегство или же просто бросили валяться в луже собственной крови. Лондон – город суровый, ему не перечат. И Уорик это прекрасно знал. Ему нужен был портовый люд и рыбаки, пекари и кузнецы, браконьеры, рыцари и стрелки. Ему были нужны наемные мечники, которых ему предоставил король Франции, вопреки тому недовольству, которое этот факт вызвал среди англичан. И вопреки тем сундукам серебра, которые пришлось раздать, чтобы сохранить их верность. Все это было нужно Ричарду, чтобы продолжить набранное движение, иначе судьба выбросит его из седла и кони ее растопчут его тело на ведущей на север дороге.
Юг был вотчиной Уорика. Кент и Сассекс со старинных времен, Эссекс и Миддлсекс также: в этих древних королевствах Эдуарда Йоркского до сих пор шепотком называли узурпатором и мятежником. По мере того как распространялась новость, люди из Корнуолла и Девона приходили к графу Ричарду целыми деревнями, чтобы вместе восстанавливать на престоле законного короля. Уорик превратил Лондон в собственную крепость, чтобы дать всем им время дойти или доехать до города, ибо для того, чтобы победить короля Эдуарда в открытом поле, ему потребуется каждый из них.
4
Битва при Таутоне – самое кровопролитное сражение войны Алой и Белой розы, произошедшее близ Йорка в Вербное воскресенье 29 марта 1461 года. Считается крупнейшей из всех битв, состоявшихся на территории Британских островов.
5
Битва при Азенкуре – состоялась 25 октября 1415 года между французскими и английскими войсками близ местечка Азенкур в Северной Франции во время Столетней войны; в ходе ее французы были наголову разгромлены при минимальных потерях англичан.
6
Джек Кэд – вождь крестьянского восстания в Англии в 1450 году, выдававший себя за Джона Мортимера, побочного сына последнего графа Марчского.