– Она спросила, умею ли я варить любовное зелье.
– Ха! – фыркнул Рожер.
Он резко остановился и взглянул на нее.
– А ты умеешь?
Лиша засмеялась:
– Разумеется, нет. Но девочке незачем это знать. Я дала ей настойку сладкого чая и велела выпить вместе с тем, кого она любит. Берегись, если она предложит тебе чай! Как бы не пришлось целоваться всю ночь!
Рожер покачал головой:
– Никогда не втыкай своему подмастерью.
– Еще один мудрый принцип мастера Аррика? – фыркнула Лиша.
Рожер кивнул:
– К счастью, он неукоснительно ему следовал. Я знавал подмастерьев, которым не так повезло.
– Это другое дело, – возразила Лиша. – Кендалл почти твоя ровесница, и это она пришла за любовным зельем.
Рожер пожал плечами, накинул капюшон и стянул края плаща, чтобы укрепить сеть меток. Свет окончательно померк, и повсюду из снега поднимались струйки тумана, которые сгущались в подземников. Демоны шипели, рыскали, принюхивались, но тщетно.
Эрни построил дом на отшибе, чтобы не выслушивать жалобы на вонь химикатов для изготовления бумаги, но по той же причине его дом оказался в стороне от гигантской защитной метки, которая преграждала путь в деревню.
На тропинку перед Рожером выскочил лесной демон и принюхался. Рожер замер, не смея шелохнуться. Он шевельнул под плащом рукой, и Лиша поняла, что он схватился здоровой рукой за один из меченых метательных ножей, которые носил привязанными к запястьям.
– Рожер, просто обойди его. – Лиша продолжила идти по тропинке. – Он тебя не видит и не слышит.
Рожер на цыпочках обошел демона, нервно теребя нож. Он все свое детство жонглировал ножами и умел с двадцати шагов попасть подземнику в глаз.
– Просто это неестественно – разгуливать среди полчищ подземников, – пожаловался Рожер.
– Сколько можно мусолить? – вздохнула Лиша. – В плащах безопасно, как дома.
Плащи-невидимки были ее собственным изобретением на основе меток замешательства, которым ее научил Меченый. Лиша немного изменила метки и вышила их золотой нитью на дорогом плаще. С тех пор демоны не обращали на нее внимания даже вблизи. Надо было только двигаться плавно и размеренно и плотно кутаться в плащ.
Затем она сделала плащ Рожеру, вышив метки яркими цветами под стать лоскутному наряду жонглера. Приятно было видеть, что он почти не снимает его даже днем. Меченый, похоже, ни разу не надел свой.
– Без обид, но вряд ли я когда-нибудь привыкну.
– Я же доверяю магии твоей скрипки. Почему ты не доверяешь моей?
– Если бы не доверял, меня бы здесь не было. – Рожер пощупал свой плащ. – Просто мне не по себе. Прости, но твоя мать была недалека от истины, когда назвала тебя ведьмой.
Лиша сверкнула глазами.
– Я имею в виду метки, – уточнил Рожер.
– Искусство травниц тоже называют колдовством, – заметила Лиша. – Я просто рисую метки, как все.
– Лиша, ты не такая, как все, – возразил Рожер. – Год назад ты и подоконник зачаровать не могла, а теперь сам Меченый берет у тебя уроки.
Лиша фыркнула:
– Как же!
– Подумай как следует. Ты постоянно с ним споришь о его собственных метках.
– И все-таки Арлен втрое более искусный метчик, чем я. Просто… это сложно объяснить, но когда я изучила достаточно меток, узоры… заговорили со мной. Я могу посмотреть на незнакомую метку и по линиям силы догадаться о ее предназначении. Иногда способна даже изменить узор и эффект. Я пыталась научить других, но все только и умеют, что зубрить.
– У меня со скрипкой то же самое, – признался Рожер. – Музыка говорит со мной. Я могу научить подмастерьев искусно играть, но мало просто исполнить подземникам «Битву за Лесорубову Лощину», чтобы их усмирить. Нужно… мысленно погладить их по шерстке.
– Вот бы кто-нибудь погладил мою маму по шерстке, – пробормотала Лиша.
– Самое время, – заметил Рожер.
– Что?
– Мы скоро придем в город. Чем раньше мы поговорим о твоей матери, тем скорее с этим покончим и сможем заняться своими делами.
Лиша резко остановилась и взглянула на него:
– Что бы я без тебя делала, Рожер? Ты мой самый лучший друг.
Слово «друг» она выделила.
Рожер неловко переступил с ноги на ногу и пошел дальше:
– Просто я знаю, как она тебя донимает.
Лиша поспешила за ним:
– Мне неприятно думать, что моя мать может быть в чем-то права…
– Но часто это именно так. Она видит мир с холодной ясностью.
– Скорее, с бессердечной.
Рожер пожал плечами:
– Хоть горшком назови.