Для Франции стратегическое положение Османской империи не имело такого значения. Французы никогда серьезно не пытались превратить свою колониальную империю в целостный организм с единой системой коммуникаций (Индокитай был слишком далек от Северной Африки). Франция была государством-рантье, где значительная часть имущего класса жила «стрижкой купонов», в том числе и турецких. Из-за сравнительно низкой концентрации капиталов значительная часть акций французских предприятий, действовавших в Турции, а также облигаций Оттоманского долга принадлежала мелким держателям. Благосостояние этих людей, составлявших к тому же значительную часть электората, зависело от платежеспособности и политической стабильности турецкого государства. Именно этот мотив и определял приверженность Франции к сохранению единства Османской империи. Однако в случае вероятного раздела взоры французских правящих кругов неизбежно обратились бы к Восточному Средиземноморью (то есть «Единой Сирии») — традиционной сфере наибольшей концентрации как «моральных», так и «материальных» интересов Франции.
По стратегическим соображениям политика Германии в начале XX века была направлена на сохранение территориальной целостности Турции. Позиции Германии были еще недостаточно сильны, чтобы она могла претендовать на какие-либо значительные территории при возможном разделе. Этим, в частности, объяснялось и «германофильство» турецкого руководства. Ликвидация военного, политического и экономического влияния Германии в Османской империи стала одной из главных целей Антанты (в первую очередь Великобритании) во время войны. Поэтому любые компромиссные соглашения (вроде соглашения 1911 года о Багдадской железной дороге) носили временный характер и не снимали всей остроты противоречий. Во время войны германо-турецкое сотрудничество значительно усилилось, что привело к фактической потере турецким руководством возможности самостоятельного принятия решений. Ускоренными темпами продолжалось строительство Багдадской железной дороги. Но с окончанием войны все германские подданные вынуждены были покинуть страну. Несколько забегая вперед, скажем, что, согласно статье 260 Версальского договора репарационная комиссия имела право в течение года с момента вступления в силу договора потребовать, чтобы Германия выкупила у своих граждан и компаний все права на участие в концессиях и предприятиях в России, Китае, Австрии, Венгрии и Турции (в границах 1914 года) и передала эти права репарационной комиссии в счет репараций. Таким образом, германские вложения в турецкую экономику рассматривались странами Антанты как залог репарационных платежей. После принудительного устранения германского конкурента только Великобритания и Франция имели действительно значимые интересы в побежденной Османской империи.
2. Вопрос о судьбе Османской империи во время Первой мировой войны
29 октября 1914 года Османская империя вступила в войну на стороне Германии, и с этого момента ее участь была предрешена. Страны Антанты утратили всякую заинтересованность в сохранении ее территориальной целостности и давно вынашиваемые планы раздела теперь получили реальный шанс на воплощение в жизнь. Но выдвижение территориальных притязаний одной из держав автоматически порождало требования других о «компенсациях». Поэтому страны Антанты, однажды начав говорить о разделе Турции, должны были довести систему тайных договоров до логического завершения, пока все аппетиты не были бы удовлетворены, по крайней мере на бумаге, и, по возможности, согласованы между собой. «Щедрость» стран Антанты по отношению друг к другу также объяснялась не исчезавшими подозрениями о возможности сепаратного мира того или иного союзника с врагом, несмотря на все торжественные декларации о единстве фронта. Тяжесть войны была так велика, что только надежда на действительно огромный «приз» могла удержать некоторые правительства от такого шага.