Капитан Я. ван Тох побагровел.
— Что? — взревел он. — Ты, грязный кубу, придумал себе, будто я побоюсь твоих чертей? Вот увидишь! — сказал он, поднимая со стула все солидные двести фунтов своего тела. — У меня дела есть, я тут с тобой прохлаждаться не намерен. Но заруби себе на носу одно: в голландских колониях никаких чертей нет; если где-то они и есть, то только во французских. Там, быть может, они и есть. А теперь позови-ка мне старосту этого чертова кампонга.
Указанного сановника искать долго не пришлось: он сидел на корточках рядом с лавкой метиса и жевал сахарный тростник. Это был пожилой и при этом совершенно голый человек, гораздо более тощий, чем его коллеги-бургомистры в Европе. Немного позади, сохраняя подобающую дистанцию, сидела на корточках вся деревня, включая женщин и детей, очевидно ожидая, что ее будут снимать на фотоаппарат.
— Послушай, братишка, — обратился капитан ван Тох к нему по-малайски (он мог с тем же успехом обратиться по-голландски или по-английски, поскольку достопочтенный престарелый батак ни слова не знал по-малайски, так что всю речь капитана от начала до конца пришлось переводить метису; но по каким-то своим соображениям капитан все же посчитал малайский язык более подходящим). — Послушай, братишка, мне нужны несколько больших, сильных, мужественных ребят, которые со мной отправились бы на промысел. Промысел, понимаешь?
Метис перевел эти слова, а староста в знак понимания покивал ему головой, после чего обратился к широкой публике с речью, которая по всем признакам пользовалась явным успехом.
— Староста говорит, — перевел метис, — что вся деревня пойдет с туаном капитаном на промысел — куда угодно, куда прикажет туан.
— Ну вот. Скажи им теперь, что мы пойдем ловить раковины в залив Дьявола.
За этими словами последовало взволнованное обсуждение с участием всей деревни — в особенности старух. По прошествии четверти часа метис обратился к капитану:
— Сэр, они говорят, что в залив Дьявола идти нельзя.
Лицо капитана вновь начало багроветь.
— А почему нельзя?
Метис пожал плечами:
— Потому что там тапа-тапа. Черти, сэр.
Багровое лицо капитана начало приобретать фиолетовый оттенок.
— Тогда скажи им, что, если они не пойдут... я выбью у них все зубы... отрежу уши... повешу всех... и сожгу весь этот вшивый кампонг, понял?
Метис честно перевел все сказанное, после чего вновь началась живая дискуссия. Наконец метис обратился к капитану:
— Они говорят, сэр, что будут жаловаться в Паданге в полицию на угрозы со стороны туана. Говорят, что есть такие законы. Староста говорит, что так просто дела не оставит.
Капитан Я. ван Тох начал синеть.
— Тогда скажи ему, — заорал он, — что он... — Так без передышки капитан говорил около одиннадцати минут. Метис перевел все сказанное — насколько ему позволял словарный запас — и после очередного, хоть и длительного, но плодотворного совещания батаков перевел капитану:
— Они говорят, сэр, что готовы были бы отказаться от подачи иска в суд, если туан капитан заплатит штраф в местную казну. Говорят, — поколебавшись, сказал метис, — что сумма штрафа — двести рупий. Но, мне кажется, это многовато, сэр; предложите им пять.
Краска на лице капитана ван Тоха начала распадаться на отдельные красно-коричневые пятна. Начал он с предложения вырезать всех батаков на свете, потом согласился на триста пинков под зад и в конце концов готов был удовлетвориться тем, чтобы сделать из старосты чучело и выставить его в колониальном музее Амстердама; батаки же снизили свои претензии с двухсот рупий до железного насоса с колесом, а в конце концов выдвинули категорическое требование к капитану: в счет погашения штрафа отдать старосте бензиновую зажигалку. («Да отдайте вы ее, сэр, — уговаривал метис, — у меня таких зажигалок на складе три штуки, правда без фитилей».) Таким путем мир на Тана-Масе был восстановлен; капитан Я. ван Тох, однако, знал, что теперь на карту поставлен престиж белой расы.
После полудня от голландского судна «Кандон-Бандунг» отчалила шлюпка, в которой находились следующие лица: капитан Я. ван Тох, швед Йенсен, исландец Гудмундссон, финн Гиллемайнен и двое сингалезских ловцов жемчуга. Шлюпка направилась прямо в залив Дьявола. В три часа, когда отлив достиг своего пика, капитан стоял на берегу, шлюпка дрейфовала приблизительно в ста метрах от побережья, высматривая акул, а оба сингалеза с ножами в руках ждали сигнала для того, чтобы прыгнуть в воду.
— Ну, давай ты! — приказал капитан более высокому из них.