Аналогичную диаграмму можно составить для каждой категории в отдельности, в зависимости от степени нейтрализации саморазрушительных импульсов. Так, членовредительство может носить конструктивный характер, как в случаях стрижки волос и ногтей. Иными словами, пока личность не вступает в конфликт с внешней реальностью, можно говорить о достаточной степени эротической нейтрализации. Таким образом, этот пример представляет невротическое членовредительство. В отличие от невроза психопатические и религиозные формы членовредительства характеризуются недостатком эротической составляющей и порождают конфликт с внешним миром. Кроме того, встречаются экстремальные формы членовредительства, которые практически эквивалентны самоубийству.
При помощи аналогичной диаграммы можно отобразить предмет изучения этой главы — органическое саморазрушение на почве истерии, вызывающей структурные изменения (см. рис. 2).
На диаграмме здоровье противопоставлено импульсу саморазрушения, реализация которого откладывается с такой очевидностью, что становится тождественной постепенному, так называемому «нормальному» процессу старения. Истерические расстройства, несмотря на солидные эротические резервы, до определенной степени приспособлены к взаимодействию с внешними факторами. С другой стороны, органическое заболевание подавляет все факторы и сопоставимо с кривой психоза. Окончательным подавлением и полным разрывом связей с внешней реальностью является, естественно, смерть.
Обозначенные аналогии отражают динамику развития и характер заболевания, в основе которого заложен принцип жертвенности.
Тенденция самосохранения или инстинкт жизни в пределах своих возможностей противостоит саморазрушительным процессам, и несмотря на то, что в конце концов инстинкт самосохранения сдает свои позиции, большинству из нас отпущено в среднем семьдесят лет более-менее приемлемого существования. Любая болезнь является компромиссом между жизнью и смертью. Поэтому, заболевая, человек выбирает меньшее из двух зол.
Эго стремится заключить компромиссную сделку с конфликтными силами окружающей реальности, инстинктами и сознанием. Порой цена такого соглашения бывает чрезвычайно высока; внутренние проблемы нагнетают напряженность, которая ломает линию обороны инстинкта самосохранения. Таким образом, эго пытается противостоять силам самоуничтожения и выйти из боя с минимальными потерями. Способность и мудрость эго у разных людей строго индивидуальны.
Функциональное или, как его называют, «истерическое» решение может быть конструктивным, так как, имитируя практически любое заболевание, функциональное нарушение не влечет за собой серьезных и необратимых структурных изменений. Следовательно, эта форма саморазрушения не является окончательной. Поэтому можно предположить, что истерия имеет такое же отношение к органическому заболеванию, как членовредительство к самоубийству. Как уже говорилось, сутью этого соглашения является компромисс; жертвуя органом, человек спасает жизнь, а истерический симптом спасает орган.
Однако иногда псевдоразрушение органа становится необратимым; в этом случае мы имеем дело с органическим нарушением*.
*Джеллифф неоднократно подчеркивал это обстоятельство. «На неврологическом этапе заболевания (органическом неврозе) процесс все еще обратим... однако через несколько лет порочной адаптации... процесс приобретает необратимый характер. Пизанская башня слишком сильно накренилась, и органические изменения уже начались». (См.: И. Джеллиф. Психоанализ и внутренняя медицина. Психоанализ сегодня. Цод редакцией С. Лоранда, Ковайси, Фрид, 1933, с. 300).
Можно предполагать, что в этом случае инстинкт смерти укрепил свои позиции, подобно сорняку, который садовник забыл вырвать. Вследствие этого временная дисфункция приобретает постоянный характер, грозящий органу уничтожением; иными словами, появляется угроза фактического структурного разрушения. Согласно сделанному ранее предположению такое происходит за счет смещения направленности мотивировок в сторону саморазрушения. Как известно, изначальные мотивы имеют внешнюю направленность и лишь потом, не выдержав сопротивления внешней агрессивной среды или сознательных установок, разворачиваются против самой личности.
Теория жертвенности находит подтверждение в клинической практике. Каждый врач сталкивался со случаями, когда одну болезнь сменяла другая. Иногда это было менее опасное заболевание, иногда пациент только предполагал, что оно таково. Однако трудно вообразить, что пациент делал сознательный выбор. Так, в одном из случаев следовало сделать выбор между хорошим физическим состоянием при наличии депрессии и серьезным физическим недомоганием при отсутствии стрессового состояния. В этой связи можно сделать вывод о возможной подмене, хотя доказательная база чрезвычайно скудна. Часто пациенты рассматривают свой алкоголизм как неизбежную альтернативу психопатическому состоянию. В четвертой части этой книги я привел несколько примеров того, как пациент выбирал хирургическую операцию и даже настаивал на этом, надеясь избежать более серьезных неприятностей. При этом его озабоченность была вызвана либо собственным сознанием, либо внешним источником.
Пациенты, поступающие в клинику по поводу невротических или психопатических состояний, часто рассказывают о том, что расстройству психики предшествовало физическое заболевание. Скажу больше — физическое здоровье душевнобольных намного лучше состояния организма нормального среднего человека. Например, во время эпидемии гриппа восемь наших медсестер и несколько врачей серьезно заболели; вслед за ними болезнь уложила в постель еще несколько человек из медицинского персонала клиники. Однако за весь этот период ни один из наших пациентов не подцепил заразу. Как правило, физические, неврологические и лабораторные исследования таких пациентов не выявляют серьезных физических отклонений. Из этого можно сделать вывод о том, что психопатические проявления вполне удовлетворяют требованиям деструктивного импульса, и соответственно пропадает необходимость в физической жертве.
Согласно статистическим данным* люди намного чаще болеют дома, чем в психиатрических лечебницах. Например, от грудной жабы или склероза венечных артерий за стенами клиник умирают в пятнадцать раз чаще, чем в больницах; от диабета — в пять с половиной раз чаще, от заболевания щитовидной железы — в девять раз, от нефрита в три раза и от рака — в четыре раза чаще (впрочем, от артериосклероза и туберкулеза — лишь в 1/4 раза). Более того, случаи самоубийства фиксируются намного чаще у здоровых людей, чем у госпитализированных пациентов!
*Дональд Гр е гг. Летальная сила эмоций. «Гигиена ума», январь 1936 г., с. 30.
В клинику часто поступают люди с диагнозом «тяжелое депрессивное состояние». Через несколько дней от депрессии не остается и следа; пациенты начинают шутить, проявляют желание общаться, но, к сожалению, вынужденно прикованы к постели или ограничены пространством своей палаты по причине какого-либо физического недуга, например, сильной простуды, болей в суставах, головной боли, ишемической болезни. Такое происходит столь часто, что говорить о совпадениях не приходится*.
*Доктор Джордж Уилсон из Чикаго любезно предоставил мне данные о случае, когда шаг за шагом истерическая конверсия избавляла пациента от симптома органического саморазрушения и впоследствии позволила вернуться к нормальной жизни. Нечто подобное регулярно происходит на психоаналитических сеансах, но не всегда так очевидно и последовательно, как в этом случае.