— Туризм! — Хохотнул тот в ответ.
— Что желаете посетить?
— Ты совсем, что ли, ку-ку, панове? От войны я тикаю! От бомбардировок да повесток военкомата.
— Мог бы и повоевать.
— Ага, вот сам иди и воюй!
Операция с одной стороны развивалась успешно. Моторизованные колонны российской армии рвались к столице незалежной. С другой стороны, возникли проблемы с тем же Донбассом. Несмотря на дикие бомбардировки и обстрелы, ополченцы не смогли сразу прорвать оборону украинцев. Слишком долго и разнообразно те укрепляли свои редуты эти восемь лет. Кроме того перед бывшими шахтёрами стояли не только армейские части, но и нацистские батальоны — "Айдар", "Азов", "Донбасс" и другие. Нацисты знали, что в случае попадания в плен пощады им не будет. Часто случались сцены, вроде того, что произошло в районе посёлка Краснулиха. Ещё стучал с разрушенного элеватора пулёмет, не давая солдатам и ополченцам пройти последние триста метров до окраины посёлка. А в нём уже вовсю шла зачистка.
Группа солдат ВСУ решила сдаться. Их было человек сорок, угрюмых, заросших бородами, в грязной униформе, с какой-то бесконечной усталостью в глазах. Приёмом пленных занимались русские росгвардейцы. Прямо на улице поставили стол, за ним сидел молодой российский лейтенант с обширной тетрадью. Сдавшихся по очереди обыскивали, тут же записывали имена и фамилии, войсковые части. За этим в стороне внимательно наблюдали трое ополченцев разного возраста и звания. Это была договорённость с российским командованием. Они словно выискивали каких-то знакомых, или даже друзей. Их внимание привлек очередной солдат. В отличие от остальных он был чисто выбрит, короткая стрижка, прямая осанка.
— Слышь, сержант, вот этого молодца нам подведи, — крикнул ополченец с погонами капитана. Ему подвели осанистого парня.
— Документы. Какая часть?
— Сто тридцать шестая десантная бригада.
— Имя, фамилия?
— Крыцук, Виктор Артурович.
По документам всё сходилось, и фотография была на месте. Но капитан показал пальцем на рукав бушлата.
— Спорол, и все нитки вытащил. А след то остался.
В самом деле, это было еле видно, но на выцветшем рукаве остался более тёмный след от споротого шеврона. А если его спороли, значит, это был шеврон не армейский, а карательного батальона.
— Это не мой бушлат, мой сгорел, я этот нашёл брошенным, — заторопился пленный.
— Счас проверим, — мирно ответил капитан. Тут же два его подручных заломили пленному руки, капитан расстегнул его бушлат, а затем резким движением оголил торс парня.
— Ну, вот и всё. Врешь ты парень.
На груди пленника был выколот портрет Бендеры, а на плече эмблема "Азова".
— А врать нехорошо, — подвел итог капитан, — давай его, отведи вон в тот гараж, туда будем собирать всех этих тварей, потом увезём.
Парня отвели в здание полуразрушенного гаража. Вскоре там хлопнул выстрел, через пару минут двое ополченцев вернулись, как ни в чем не бывало. Втроём они закурили, прислушались.
— Стреляет, гад. Что у нас, заряды к гранатомётам кончились? — Спросил сержант.
— Да. Стой! Это что? Сержант, подведи-ка мне вон того бородоча!
Пленный был небольшого роста, но удивительно, даже несуразно широкоплечий, по-звериному заросший бородой и волосами, просто монах отшельник, а не военный. Капитан-ополченец долго присматривался к пленному, а тот старался не встречаться с ним глазами. Но это всё-таки произошло.
— Грицко! — Капитан как будто даже обрадовался. — Слободенко! Ну, здравствуй, сосед. Вот ведь как встретились.
— Выжил, сука, — просипел тот.
— Выжил, выжил, я, Грицко. Выполз я из той ямы, куда ты меня бросил, чтобы я там подыхал долго и мучительно, — Капитан обернулся к сержанту. — А я ведь с ним через стенку жил, Витя. В забой с ним ходил, в домино играли во дворе. А потом он возлюбил Бандеру. И мою жену. Очень она ему нравилась. Он к ней клеился стал, да только Анка моя, царствие ей небесное, ему по морде дала. А я ещё потом добавил. Вот за это он нас решил уничтожить. Знаешь, почему я выжил, Грицко. А чтобы с тобой вот так встретиться, поквитаться. Сдохнуть мог сто раз, но нет, жил, жил. И не зря, оказывается. Ну, пошли, соседушка.
Он полуобнял пленного, повёл его в гараж. Тот шёл на подгибающихся ногах, взгляд блуждал, как у пьяного. Они зашли в здание, потом грянул выстрел. Затем последовал страшный крик, стоны. Это продолжалось минут пять, потом последовал второй выстрел, крик оборвался. Остатки пленных, человек пять, ещё не зарегистрированных, поёжились. Лица у них было бледными, растерянными.
Майор вернулся, жестом попросил закурить. Руки у него дрожали.