Группа Гаера и Сабети обнаружила также, что вспышку дал вирус, начавший распространяться всего лишь от одного человека, возможно, от маленького мальчика из Милиэнду, но точно это установить уже не представлялось возможным. Затем количество мутаций в популяции вируса неуклонно возрастало, его геном по мере взаимодействия с человеком постепенно видоизменялся. В половине случаев от человека к человеку передавался мутировавший вирус — один из его белков слегка изменился. Ко времени распространения инфекции в Сьерра-Леоне популяция вируса уже четко разделялась на две штамма, причем оба туда занесли женщины, побывавшие на похоронах уже упоминавшегося знахаря. К этому времени накопившиеся мутации уже затрудняли обнаружение вируса с помощью стандартных анализов.
— Отсюда следует, что за изменениями вируса Эбола можно следить в режиме реального времени, — сказала Сабети. — Вирус — не единая сущность. Сейчас у нас есть возможность разобраться с тем, как именно он действует, с чем именно мы имеем дело в данную минуту.
Газета «Сайнс» перечислила имена пяти своих авторов, умерших от лихорадки Эбола, в том числе Хумара Хана, старшую медсестру Мбалу Фонни и Алекса Моигбои. Тысячи пробирок с кровью людей, заболевших лихорадкой Эбола, стоят в морозильниках Кенема, ожидая окончания бюрократических проволочек, которые пока не позволяют переправить их самолетом в Гарвард и секвенировать РНК, чтобы ученые могли узнать, что в последнее время происходит с возбудителем этой инфекции.
Часто спрашивают: мог ли вирус лихорадки Эбола в процессе эволюции приобрести способность распространяться по воздуху в виде сухих частиц и попадать в тело человека через легкие? Эрик Ландер, глава Института Броуда, высокий, широколицый и усатый, говорит быстро и убежденно. Он считает, что такая постановка вопроса неверна.
— Это то же самое, что спрашивать, могут ли зебры летать, — говорит он. — Чтобы обрести способность передаваться воздушным путем, частицы вируса должны выживать в безводной среде в составе крошечных пылинок, которые оставались бы взвешенными в воздухе, а затем проникать в клетки, выстилающие внутреннюю поверхность легких. — По мнению Ландера, очень маловероятно, что вирус Эбола приобрел такие способности. — Это все равно что утверждать, будто вирус, приспособившийся в ходе эволюции к определенному образу жизни, в частности, к передаче при прямом контакте, может вдруг, одномоментно, перейти к совершенно другому образу жизни и начать распространяться в сухом виде по воздуху. Более уместно было бы спросить: могут ли зебры бегать быстрее?
По мнению Ландера, вирус Эбола мог бы захватить новый ареал многими другими способами. Например, он мог бы вызывать у людей не столь тяжелое заболевание, а такое, которое давало бы смертельный исход, скажем, в двадцати процентах случаев, а не в пятидесяти. Заразившиеся оставались бы в живых, но болели бы дольше. Такой вариант давал бы вирусу преимущество по сравнению с нынешним его состоянием: носитель инфекции жил бы дольше и смог передавать возбудителя большему количеству окружающих.
Сотрудники группы Лизы Хензли, работавшей в либерийской лаборатории, обратили внимание на жутковатую особенность некоторых анализируемых проб крови. Численность частиц Эбола в них оказывалась значительно выше, чем бывало при предыдущих вспышках. Некоторые пробы были перенасыщены возбудителем лихорадки. Эта особенность также увеличивает вероятность заражения вирусом следующей жертвы.
— Неужели его репликация совершенствуется по мере передачи от одного человека к другому? — задается вопросом Хензли. Она вовсе не уверена в том, что ответ на этот вопрос утвердительный. Возможно, при предыдущих вспышках некоторые больные уже имели такие колоссальные концентрации вируса в крови. — Чтобы дать ответ на этот вопрос, надо вернуться в лабораторию, — говорит Лиза.