Гладкий, круглый, зажатый в железные тиски, этот артефакт, несомненно, представлял собой пожелтелый череп. К отвращению Моддрена, он стучал зубами в странном нерегулярном ритме — клак, клак-клак, клак, клак. Он подхватил длинный кусок геральдического знамени, которое некогда свисало со стены зала, и завернул эту реликвию, чтобы больше ее не видеть.
Пока Моддрен наматывал ткань, он увидел на боку железного устройства знак, и кровь его похолодела.
Это был символ его родительского капитула — Темных Ангелов.
— Похоже, наставник стал жертвой навязчивой увлеченности своим учеником, — сказала аун’Шао.
Когда она приблизилась к пустой криостазисной камере в зоне номер восемь, командующий Верный Удар увидел, что она сделала рубящее движение пальцем — жест раненой души.
— Мы знали, что так и произойдет, — продолжила она. — Хотя вскоре они снова должны поменяться ролями. Их связь обладает странной красотой, ибо колеблется между симбиозом и взаимной ненавистью.
— Нас, членов касты Огня, часто ведет сердце, — сказал Верный Удар, согласно наклонив голову, и приблизился, чтобы встать рядом с ней. — В этом наша величайшая сила и глубочайшая слабость.
Эфирная приложила ладонь к выступающему криозамку камеры и затихла, словно прислушиваясь к сердцебиению. Командующий наблюдал за ней, чувствуя, как по его телу расползается онемение.
Они стояли так вдвоем, молча, и пустота в камере перед ними казалась эхом пустоты в груди Верного Удара. Пустоты в сердце всей экспедиции.
— Считаете ли вы, что Та’хасиро успешно сработал, досточтимая аун? — наконец нарушил тишину Верный Удар.
— О да. Я не воин, но я посмотрела достаточно записей, чтобы оценить результаты. Они впечатляют. Более того, он ведь противостоял гуэ’рон’ша.
— Истинная демонстрация военного искусства касты Огня, — согласился Верный Удар.
— Жаль только, что о’Веса не может узнать, насколько точно подтвердились теории, выведенные им столько т’ау’кир назад.
— Достаточно ли точно, чтобы повторить процесс?
— Конечно, — ответила аун’Шао. — Я и другие представители моей касты должны разработать план, прежде чем представить предложение Совету Стихий. Думаю, что ровно шестидесяти четырех Та’хасиро для начала будет достаточно, если мы найдем столько монатов требуемого потенциала. Разумеется, понадобится по меньшей мере несколько поколений, чтобы добиться результатов. Но, когда процесс достигнет кульминации, мы получим армию, которой не будет равных в Галактике. Это станет моим наследием для Т’ау’ва.
— А наставник Двойной Клинок будет осужден на малк’ла за свои преступления?
— Разумеется. — Аун’Шао повернулась к нему с легким смятением на лице. — Для этого ведь и существует ритуал.
— Даже несмотря на то, что мы намеренно позволили ему совершить этот проступок? Не будет принято в расчет, что мы подвели его к освобождению Живого Оружия своим запретом и удостоверились, что никто не встанет у него на пути?
— Именно так.
— Ясно, — ответил Верный Удар холодным тоном.
— Могло ли быть иначе после того, как он принял это решение? — спросила аун’Шао. Глубокие омуты ее глаз расширились. — Когда он столь вопиющим образом подверг риску то, что принадлежало империи Т’ау? Мы можем объяснить его поведение отставанием от времени, рожденным пребыванием в стазисе, и, кроме того, он некогда сражался на стороне командующего-отступника Зоркого Взгляда. Даже почитал его, если записи с Дал’ита — правда. Наставник Двойной Клинок станет примером, почему не стоит поощрять тех, кто берет на себя инициативу в межкастовых делах. Если он переживет малк’ла, конечно.
— Как скажете.
Верный Удар собрался с духом и отыскал внутри себя остатки былой уверенности:
— Аун’Шао, нельзя ли мне самому отправиться в крио-стазис надлежащим образом? Я был бы рад отдохнуть как телом, так и духом и помочь Т’ау’ва в будущем вместо настоящего.
Верный Удар подумал, что, возможно, это избавит его от преследования призраками. И от воспоминаний о душах, обреченных им на забвение. После испытания, которому его подвергла та экспедиция, неопределенное состояние безвременья казалось бесконечно предпочтительнее ран, что ныли в его сознании каждый дек темной фазы.
Хотя командующий ничего не сказал о своих чувствах, что-то в глазах аун’Шао говорило, что она очень хорошо понимает его мотивы.
Эфирная сделала знак цветка, смыкающего лепестки на закате, и тихо вздохнула: