[4] Контрданс — первоначально английский и, впоследствии, французский бальный танец.
========== Глава 6. Любовь мага ==========
Ещё около часа Данте изумлялся поведению Салазара. Тот, оставив фонтан в покое, вздумал шпионить, следуя за Софией тенью. Девушка гуляла в одиночестве, пока во дворце продолжался бал. Виртуозная игра оркестра, танцы и взрывы хохота не увлекали её, и она любовалась павлинами в вольере, увитыми плющом беседками, цветником из тысячи редких роз: синих, зелёных, алых, пятнистых и даже чёрных. А Салазар крался за ней вором, прячась за кустами и деревьями столь бесшумно, что, казалось, обернулся в ветер и парил над землёй.
Иногда Данте замечал: София чувствует, как за ней следят. Отрешённо бродя по саду и витая в заоблачных мирах, она изредка оборачивалась и смотрела на Салазара, не видя его. А он, перестав себя контролировать, всякий раз дотрагивался ладонью до её следов в траве, и на них вырастали цветы — он будто отмечал места, на которые ступали ноги девушки.
Наконец через час София вернулась в дом. Салазар с Данте устремились за ней. Гости, что не участвовали в танцах, уже начинали разъезжаться; допивали чай; прощаясь с хозяевами, благодарили за славный вечер. Оркестр исполнял модный ле котильон [1] — танец, завершающий бал. Мажордом подавал уходящим дамам их манто и зонтики, а кавалерам — шляпы.
Пятнадцать горничных, среди которых Данте узнал только Джеральдину, убирали посуду и остатки десертов. Руководила их работой Эу, вероятно, повышенная в должности до экономки — вся армия прислуги величала её «донья Эу».
Салазар нашёл объект своей страсти в толпе танцующих. Сжал кулаки, и на бледном лице его выступили красные пятна — София выделывала па, мило улыбаясь симпатичному кабальеро с усиками. И вела она себя иначе, чем в присутствии Салазара и во время прогулки по саду — хихикала и строила глазки.
Салазар с Данте на плече замер посреди залы, таращась на парочку. Юноша даже не заметил, как на них наткнулась горничная с подносом — он весь трясся, словно в горячке.
Данте попытался привести его в чувства, больно клюнув за ухо, но это не возымело эффекта. До Салазара дошло, что он заинтриговал поведением матрон-сплетниц, только когда оркестр сыграл последний аккорд ле котильона. Пары поклонились друг другу и музыкантам, и церемониймейстер объявил о завершении бала.
Через час дворец опустел. Слуги отмывали залу, Кассия и Леопольдо беседовали, сидя на канапе и потягивая чай из фарфоровых чашек, а Ладислао увёл Райнерио в кабинет — изучать новую стопку документов. Оркестр, наконец, освободил лестницу, и Салазару с Данте удалось забраться на второй этаж.
Заперев дверь, Салазар некоторое время стоял на балконе, глядя, как отъезжают кареты и экипажи. Данте, облюбовав перила, чистил перья. И он, и Салазар быстро заметили карету семейства Мендисабаль. Их бабушка, с ярко выраженным недовольством, что-то втолковывала Игнасии и Октавии, а София шепталась с отцом. Когда их карета исчезла за углом, Салазар бросился в спальню и упал на кровать, спрятав лицо в подушку.
Что такое ранний этап влюблённости, Данте знал отлично. В первые моменты их взрослых встреч с Эстеллой он буквально с ума сходил — не мог есть, спать и метался из угла в угол. Его переполняли чувства, такие разные, от упоения до страха, от неги до отчаяния. Но его фантазии об Эстелле всегда были земного характера: целовать её, ласкать всю, от корней волос до кончиков пальцев, и уснуть, сжимая в объятиях.
Но у Салазара мечты уходили в другую плоскость. Данте это увидел в мыслях, что всплывали над его головой, — София в ореоле золотистого света, с крыльями и нимбом. Долго лежать Салазар был не в силах — вскочил через минуту и начал бегать туда-сюда, повторяя: «Она богиня… богиня…».
За десять лет его комната видоизменилась. Теперь она находилась в левом крыле дворца и состояла из нескольких зон: спальни, гостиной, ванной, гардеробной и балкона. Стены, обитые тёмно-зелёным бархатом, белая мебель и выкованные из серебра предметы: люстра, подсвечники, рамы зеркал и картин, ручки и ножки кресел и дивана; кровать-гигант, укрытая пологом — апартаменты инфанта. Всё, что осталось от прежней, детской спальни Салазара, — ковёр в виде шкуры крокодила.
Гардеробная — помещение, где по стенам высились шкафы, — по факту оказалась тайной библиотекой. Салазар любил приодеться — его наряды занимали солидную часть шкафов и сундуков — но эти самые шкафы имели секрет. Чуточку колдовства, и они разворачивались тылом, являя взорам полки с тысячей, десятком тысяч книг и артефактов. За эти годы Салазар собрал настоящую магическую коллекцию.
Здесь были не только древние издания на непонятных языках, с нечитаемыми символами, иероглифами и рисунками, с чёрными или красными страницами, обитые кожей, бархатом и украшенные драгоценными камнями, но и множество фиалов с порошками и эликсирами, крутящиеся и сверкающие магические сферы и огромные самоцветы на подставках. А в углу стоял до боли знакомый Данте посох — он видел его в подземелье, когда Салазар выдавал себя за Тибурона.
Данте поразился этой коллекции, но больше — магическому уровню, которого Салазар достиг за десять лет. Бесспорно, дар у него врождённый, и по силе он превосходит Данте. Но обретение колдовской мощи никогда и не было для Данте предметом вожделения. Он мечтал о счастье и мирном сосуществовании со своим даром — и ему удалось принять себя, научить близких не бояться волшебства.
Но с Салазаром всё обстояло иначе. Как и у Данте, магия стала виновницей его одиночества, но избавляться от неё Салазар считал уделом глупцов. Он желал покорить саму магию, сделать её податливой, управляемой, властвовать над природой и стихиями, доказав: он достоин любви больше, чем боготворимый родителями Леопольдо.
Но появление Софии Мендисабаль выбило Салазара из колеи. Выпав из реальности, он начал бегать по потолку и стенам. И не падал. В конце концов, замер у люстры, повиснув головой вниз, как летучая мышь. Данте от изумления клюв открыл — магию без применения заученных формул и манипуляций руками он видел впервые — тот же Тибурон жестикулировал активно. Но Салазару это было не нужно. Он мог совершить любое колдовство, лишь подумав о том, чего именно хочет — и оно делалось само. Данте помнил этот принцип — Салазар и его учил колдовать на воображении.
Но на ходьбе по потолку истерия не закончилась — Салазар вскарабкался на балконные перила и стал гулять по ним, не боясь навернуться со второго этажа и сломать шею.
А потом — Данте вскрикнул — срыву шагнул вниз. Взмахнув крыльями, Данте ринулся за ним, понимая: удержать его не сумеет. Гуэну был птичкой размером с ворона, и когти его предназначались для лазанья по деревьям и поглощения еды, а не для перетаскивания безумных самоубийц по воздуху.
Но Салазар умирать не собирался. Данте чуть не рухнул, когда за долю секунды тот обернулся в нечто нематериальное — чёрный смерч, вихрь. Он начал летать вокруг дворца, то стелясь по земле, то устремляясь вертикально вверх, как дым из трубы. Данте пытался за ним угнаться, но тщетно — размаха его крыльев не хватало на такой стремительный полёт. Поэтому он уселся на жакаранду и с чувством смешанного восторга, недоумения и зависти следил, как то, во что превратился Салазар, летает всюду, дотрагиваясь до цветов, что выросли в местах прогулки Софии да просачиваясь сквозь деревья и напоминая убежавшую с неба тучу.
В финале Салазар возвратился на балкон, с хлопком обернулся в себя и расположился на перилах, свесив ноги на улицу. Данте примостился к нему под бок, и так они просидели до рассвета.
Когда Данте, задремав, чуть не упал, Салазар, наконец, очнулся и унёс птицу в комнату, на жёрдочку — ветку персикового дерева, а сам свалился в кровать, не раздеваясь.
Неудивительно, что завтрак он пропустил, и около одиннадцати утра явилась Эу с подносом.
— Господин, вставайте! Опять вы проспали! Ваша мать так недовольна, хоть из дома беги. Она запрещает кормить всех в непредусмотренное время, но я принесла вам еду тайком, а то вы совсем ничего не едите, того и гляди растаете, — Эу поставила поднос на комод. — Как же вы так заснули в одежде? — ворчала она, пока юноша старался разлепить глаза. — Поди опять всю ночь читали? И что вот прикажешь с вами делать? Сладу с вами нет!