Замок внутри отличался классической роскошью: тёмная мебель, бархатные портьеры на окнах, вычурная лепнина и множество картин в старинных рамах. Настоящий музей антиквариата!
Как Данте и полагал, четверг Лоиды Мендисабаль оказался на редкость унылым мероприятием. Гости — в основном дамы замужние (деловые отцы семейств обещали прибыть к ужину) восседали на диванах, расставленных по зале, просторной, но мрачной. Они угощались английским чаем и закусывали его тарталетками и пирожными, болтали о соседях, листали журналы мод или вышивали. Они хвалились покупками, жаловались на детей, мужей, прислугу и рассказывали маленькие секреты о том, листья какого растения нужно класть в мясной бульон, или сколько раз кусать губы, чтобы они порозовели. Эти люди словно не жили, а играли в жизнь, настолько пустыми и надуманными увидел Данте их проблемы.
Когда Аурелиано представил всем новоприбывших, как «будущих родственников», Салазар приметил комнату, отделённую от центральной залы круглой аркой, — оттуда раздавался хохот.
— А там у нас молодёжь отдыхает, — пояснил Аурелиано шутливо. — У них своя компания, свои разговоры, игры. Они ещё не вошли в статус семейных людей, им скучно с нами, стариками. Полагаю, пока мы с вами, Ладислао, будем обсуждать дела, юношам стоит присоединиться к близкой им компании и провести время с пользой, — он многозначительно подмигнул Леопольдо, и Кассия вынужденно уступила, хотя рассчитывала держать сыновей при себе.
Аурелиано вовлёк её и Ладислао в беседу, а Салазар с Леопольдо прошли в символическую арку, что будто отделяла чопорный мир зрелости от мира кокетства и развлечений.
Малая зала напоминала восточный шатёр — круглая, со стенами, обитыми красной, с турецким орнаментом парчой. На диванчиках-подушках, вокруг низкого стола расположились молодые люди и девушки. Они играли в буриме [2], оглушая неприступный, суровый замок раскатами смеха. На появление Салазара и Леопольдо все подняли головы, а возле братьев тотчас нарисовалась Октавия, нежно-фисташковое платье которой украшали атласные зелёные листья.
Именно она взяла на себя роль хозяйки малой залы — этого оазиса юности. Октавия поприветствовала Салазара и Леопольдо, по-мужски пожав им руки и пригласив влиться в игру.
На балу Данте увиделось: Октавия симпатизирует Леопольдо не меньше, чем он ей. Сейчас же, в ответ на его взгляд, который он задержал в районе её чуть прикрытого фишю — газовой косынкой — декольте, она лишь мило улыбнулась. Но, коснувшись руки Салазара, зарделась румянцем, чего не заметили ни Леопольдо, ни сам Салазар — он, наконец, нашёл Софию, и теперь жадно её разглядывал.
В белом платье с жемчужным стомакером, будто королева эльфов, она сидела на низком пуфе, окружённая целой ватагой мужчин (Данте насчитал одиннадцать человек). Они подавали ей лакомства и напитки, а София кокетничала, разговаривая лишь на языке веера. Похоже, она владела им в совершенстве, то складывая веер в ладонь, то обмахиваясь им, то пряча за ним лицо или поворачивая веер по нужной траектории. Кавалеры её понимали все знаки — на уроках танцев и этикета мужчины изучали и тонкости языков веера, цветов и мушек, предназначенных специально для них.
Но Салазар зрелище не оценил — сбывались его дурные опасения — София оказалась иной, чем в его фантазиях. Грудь его вздымалась, и проницательная Октавия мигом засекла, куда он смотрит.
— Ах, моя сестра как обычно собрала толпу почитателей, — благосклонно улыбнулась она. — Что поделать, София у кабальеро нарасхват. Немудрено, ведь она такая красавица!
— Вы ничуть не хуже, — заверил её Леопольдо. Данте его влюблённый вид и стеклянные глаза позабавили, и он распушился, невольно приковывая к себе внимание.
— Ах, перестаньте, Леопольдо, вы вгоняете меня в краску! — Октавия медленно помахала чуть приоткрытым веером, и чайного цвета глаза кокетливо сверкнули из-под чёрных, как перья ворона, ресниц. Данте слегка завораживал её взгляд — бархатисто-мягкий и цепкий, он выдавал в Октавии натуру добрую, страстную и крайне умную. — Куда мне до моей сестры? Я не владею искусством доводить мужчин до безумия. Но вижу, брат ваш разделяет общие восторги, — она захихикала. — Какая красивая у вас птица, Ландольфо! — резко сменила Октавия тему и подошла к Салазару близко, вынудив его перевести взгляд с Софии на себя.
— Его зовут Гуэну, — растерянно ответил он.
— Ах, я так люблю животных и цветы! — Октавия погладила Данте пальцем по грудке. — На балу мне очень понравился ваш дом. У вас чудный сад с розами и павлинами. А у нас тут заправляет бабушка, — она поджала губы с досадой, точно ненавидела говорить о бабушке. — Она запретила любую живность в доме, кроме лошадей, которых запрягают в семейную карету. И велела уничтожить все растения во дворе. Не осталось ничего, кроме больших деревьев, что и на деревья-то не похожи — гигантские колючки. А дом зарос мхом, не ровен час здесь начнут квакать лягушки, — и она рассмеялась, мимолётно встретившись глазами с Данте. Он уловил сразу две картинки: мысли о стопке «умных» книг и длинноволосом юноше, в котором просматривался облик Салазара.
— Ах, Октавия, я должен вам кое-что сказать, — Леопольдо явно покоробила её заинтересованность братом и его птицей. — Но это секретная информация. Молю вас, давайте поговорим наедине!
— О, вы меня заинтриговали!
Леопольдо поторопился увести Октавию от Салазара, будто страшась, что она увлечётся им больше, чем следует. Октавия подчинилась, умело скрыв желание побыть с Салазаром и его птицей ещё. Кажется, в этом чопорном замке, её деятельная натура умирала от скуки, и любое проявление чего-то нестандартного её завораживало, а на Салазара легко можно было повесить табличку: «Необычен во всём». Однако дальше своего носа он не видел — голову его занимала исключительно София.
Некоторое время Салазар топтался у входной арки и лопался от злости, глядя на эту принцессу ледников. Но потом (Данте не успел даже клюнуть его в ухо) рванул к её компании и уселся на подушке у ног Софии.
Ни девушка, ни её поклонники не выказали неудовольствия, легко впустив новичка в свой круг. Мужчины рассказывали истории, стараясь выглядеть как можно остроумнее и зарабатывая очки перед объектом воздыхания, но София редко кого удостаивала вниманием. Она восседала на пуфе, как на троне, изредка поворачивая голову к собеседнику или делая ему жест веером.
Салазар внимал каждому её вздоху и движению ресниц, а Данте пристроился на люстру, чтобы не мешать ему охмурять возлюбленную. Но ничего не выходило — то ли София была столь холодна, то ли Салазар при ней терял обаяние, превращаясь в глупого мальчика.
Из всех поклонников Софии активно выделялся молодой человек с усиками и длинными каштановыми волосами, которого Данте легко вспомнил — на балу София танцевала с ним дважды. Теперь, сидя слева от неё, время от времени он удостаивался чести потрогать её ладонь, закрытую ажурной перчаткой. Сей факт вызывал у Салазара ревность, чётко проступавшую и на его лице, и в виде «громких» мыслей над затылком. Но молодой человек, завладевший рукой Софии, мало напоминал фаворита — девушка выражала к нему не больше чувств, чем к другим. Её фарфоровое личико оставалось неподвижным, а глаза — камешки бирюзы — смотрели мимо.
Но юноша с усиками этого не замечал, пребывая в эйфории, и наверняка получил бы от Салазара магией по лбу, если бы не Октавия. Тихо подойдя к усатому кабальеро, та шепнула, что его желает видеть Аурелиано, её отец. Плохо скрывая досаду, юноша покинул компанию. А София и бровью не повела — свободное место тотчас занял румяный, пышущий здоровьем блондин.
В конце концов Данте надоело шпионить за Салазаром. Он не понимал, отчего этот упрямый маг, который робостью не отличался, не предпринимает активных действий. Хотя… наверное, это сложно, когда рядом — с десяток соперников. Но поведение Софии не нравилось Данте — сегодня она увиделась ему избалованной гордячкой. Мужчины тешили её Эго и разгоняли скуку, царившую в доме, и одинокий, недолюбленный с детства Салазар легко стал жертвой её чар, которых Данте не оценил. Он не разглядел в Софии ни божественной сути, ни интересной личности — только красивую и бездушную куклу.