Так девушку увидел Ладислао. Покорённый её статью, он захотел непременно жениться на Кассии, ради этого провернув целую интригу. Нашёл очень дальнюю родственницу матери, которую никто из домашних не знал в лицо и которую по совпадению звали Ана-Мария Кассия, и, выкрав документы, выдал Кассию за неё, придумав ей биографию. Кассию приняли в семью поначалу как родственницу, а затем и как хорошую партию для Ладислао. Позже Кассия узнала: Ана-Мария Кассия, чьё имя она присвоила, исчезла при загадочных обстоятельствах.
Таким извилистым путём Кассия вернулась в ряды аристократии. Она выяснила, что средства, вырученные от продажи имущества её отца и долей в «Союзе Торговцев», Лусио и Иренио поделили между собой. Лусио, купив несколько поместий с пастбищами для скота, виноградниками и плантациями какао, имел теперь прибыль от сельского хозяйства. А чтобы сделать себе титул, ударился в политику — стал главным министром вице-короля и нашёл тёплое местечко при дворе и для сына. А Иренио Мендисабаль вложил деньги в Национальный банк.
— Национальный банк, по крайней мере часть денег, на которые он был создан, принадлежала моему отцу! Я долго ждала, когда банк станет моим, и этот день наступил! — отодвинув чашку, Кассия смерила Леопольдо и Октавию уничижительным взглядом. — А вот с вашим дедом было сложнее — он вложил деньги в сельское хозяйство, а сам ударился в политику. Но то, что после его смерти перешло к Ладислао, — это моё. Я — единственная хозяйка всего этого, — встав с кресла, она прошлась по гостиной и широким жестом обвела рукой пространство. — А вы и ваш брат — два выродка, рождённые от сына вора, на брак с которым я пошла, дабы вернуть себе имя и деньги отца. Всё затянулось из-за этого фамильного проклятия. Мне понадобилось много лет, чтобы осуществить план. Остался финальный этап — когда вашему брату исполнится тридцать три года и я, наконец, избавлюсь от него, я займусь и вами. Мне нужен только наследник, мой внук! А вы, Леопольдо, если не прекратите быть бесполезным лентяем и не найдёте себе занятие, вместе с вашей женой — ох, я не забыла, что она внучка ещё одного вора — Иренио Мендисабаля, — отправитесь просить милостыню на паперти! Я доведу начатое до конца, уж будьте уверены, — и она улыбнулась так, что Леопольдо и Октавия побледнели — нелегко сохранять равнодушие, когда на тебя пялится махайрод — саблезубый тигр.
Данте историей Кассии не проникся — вроде она объяснила мотивы своей ненависти, но сочувствия у него не вызвала. Он не понял, какое отношение имеют Салазар и Леопольдо к преступлениям их деда.
Однако Леопольдо оказался ещё непробиваемее, чем Данте считал — он не услышал посыла матери — «надо подумать о будущем». Напротив, сделал всё наоборот, быстренько потеряв работу в Торговом доме.
После обвинений Мигеля де Чендо-и-Сантильяно в разгильдяйстве и ничегонеделании Леопольдо, обиженно хлопнув дверью, уволился. И по совету фамильного адвоката взял на себя управление землями и поместьями, что достались по завещанию Салазару. Тот не мог заниматься ими, и хозяйничать начал Леопольдо, как отец и представитель будущего наследника. Кассия, занятая Национальным банком, не возражала. А лучшей деятельности для ленивой, изнеженной натуры Леопольдо и найти было нельзя. Раз в две недели он прекращал считать мух дома и, загрузившись в карету вместе с кучей сундуков, уезжал на несколько дней, чтобы побить баклуши в одном из загородных поместий. А по возвращении ругался на протекающую кровлю и батраков, которым плевать на урожай и доходы — им лишь бы брюхо набить и взять то, что плохо лежит.
Клелия росла, превращаясь из младенца в забавную белокурую девчонку, которую обожали все слуги, включая Эу. Сын Октавии и Леопольдо (его назвали Лусиано) бегал за кузиной хвостиком; в своих шёлковых костюмчиках с оборочками он напоминал Леопольдо в его детские годы. Крисанто, пухлый, розовощёкий, пышущий здоровьем мальчик, в отличие от сестры, ненадолго задержался в доме тёти. Аурелиано, сетуя на отсутствие наследников, забрал его к себе и, несмотря на протесты отца Абеля, ухитрился официально поменять мальчику фамилию на «Мендисабаль» — дабы тот продолжил род. Мигель де Чендо-и-Сантильяно был возмущён, но успокоился, когда после двух десятилетий вдовства женился снова. Выбрал в невесты он семнадцатилетнюю девушку, которая вскоре подарила ему мальчика-наследника.
А Клелия осталась у тёти, разделив детские годы с Лусиано. Сначала няньки, потом гувернантки, выписанные из Парижа; затем появились учителя правописания и арифметики, музыки и этикета, танцев и хороших манер — из Октавии вышла отличная мать, нежная и любящая. Она не делила детей на своих и чужих, полюбив Клелию, как родную дочь, и сил на воспитание не жалела.
Но с годами Клелия чаще стала коротать время в замке Мендисабаль с братом и дедушкой — увы, не все поддержали Октавию в её стремлении не делить любовь к детям. Девочка чувствовала презрение со стороны Кассии и холодность Леопольдо, но никто из семьи так и не узнал о реальном происхождении двойняшек — Салазар унёс эту тайну в мир забвения, а Лоида — в могилу.
По рассказам прислуги, дело о «кровавой бабушке» получило резонанс — многие желали ей смерти, как из числа простых горожан, так и из числа представителей знати. Судьи Трибунала под давлением общественности не учли даже почтенный возраст герцогини — вынесли приговор о смертной казни путём отсечения головы. Но до казни дело не дошло — в ночь накануне Лоида проглотила мышьяк. Откуда она его достала, сидя в одиночной камере в крыле для смертников, история умалчивала. Но, когда утром явились конвоиры, то нашли на полу её бездыханное тело и письмо, адресованное Октавии и Аурелиано. В нём бабуля уверила: она не раскаивается в содеянном, но умирать недостойной её титула смертью и выставляться на потеху толпе не намерена, поэтому уходит, не дожидаясь публичной казни. В письме она обвинила во всём Гильермину — покойную жену Аурелиано и мать его дочерей. Однажды застукав невестку с любовником, Лоида решилась на убийство — воткнула в саду вилы ручкой в землю, а остриём наружу, и вытолкнула Гильермину со второго этажа. Та упала на вилы, а жандармы ничего расследовать не захотели — всё свалили на садовника. С тех пор Лоида стала бдить за нравственностью внучек, наказывая их за любой промах — девочки по её мнению унаследовали от матери склонность к разврату. А когда Игнасия подтвердила это романом с конюхом, Лоида решила извести «поганую кровь прелюбодейки Гильермины», уничтожив всех внучек.
«Я хотела счастья моему сыну, — написала она в конце. — Ни один мужчина не будет счастлив в окружении непотребных женщин. Его жена, как и её проклятые дочери, всегда мечтали лишь о разврате. Я обязана была положить этому конец. Все развратницы должны умирать в муках! Однажды мир поймёт это и пожалеет о том, как заклеймил меня. Я лишь боролась за благочестие моей семьи. Жаль, что ты, Октавия Луиза, меня переиграла. Увы, у меня нет времени покончить и с тобой. Но я верю, это сделает кто-то вместо меня. А тебя, сынок, я буду оберегать, пусть и с того света. Целую, бабушка и мать, Лоида Мендисабаль, герцогиня Буэнавентура».
Лоида так всех шокировала, что даже Октавия не особо горевала о её кончине — туда ей и дорога.
Хотя Крисанто и Клелия пришлись не ко двору, в Лусиано все души не чаяли. Забавный, любознательный и весёлый мальчик растопил и чёрствое сердце Кассии — она разрешала ему называть себя «бабушкой» и сажала на колени, помня, что он — истинный наследник Ладислао.
Казалось бы, во дворце воцарились любовь и покой, но Салазар, по-прежнему сидящий в клетке, портил идиллию. Перемещаясь всё дальше и дальше на год, два, пять, Данте осознавал — о юноше давно никто не думает. Только Октавия порой горько вздыхает, да Кассия терпит до назначенного Тибуроном часа.