Но когда они, невидимые, возникли у Тибурона за спиной, тот ничего не заметил. А с ним рядом никого не было. В расставленных по периметру дубовых стеллажах мерцали и звякали, ударяясь пробками друг об друга, сосуды с жидкостями, травами и порошками. По центру комнаты — вылитая пещера — высился мраморный стол, на котором шумел и плевался дымом чугунный котёл.
Тибурон, будто судья Инквизиционного Трибунала, направился к котлу, подметая каменный пол хвостом золотой, украшенной самоцветами рясы. Гул его поступи звучал в тишине, как набат.
— Куда подевалась эта чёртова краснокожая? — злобно проворчал он, мешая содержимое котла тонкой серебряной палочкой. — Будь проклят день, когда я взял её к себе! Ни пользы от неё, ни веселья. Не думаешь же ты, что я не знаю, для чего эта краснокожая увязалась за мной? — он бросил мимолетный взгляд в стену напротив. — Горе-шпионка. Бесполезная неумёха без капли интеллекта. Работает посредственно, а спасать тебя, дабы меня позабавить этой глупостью, и не собирается.
Данте не сразу сообразил, к кому Тибурон обращается, но, присмотревшись, едва не вскрикнул — в стене было углубление, внутри которого находилось нечто вроде прямоугольного ящика. Изготовленный из чистейшего хрусталя, он стоял вертикально. И в нём — мужчина, обнажённый до пояса; руки и ноги его обвивали чёрные цепи. Замурованный в этом тесном футляре, он походил на скелет, обтянутый кожей. Данте узнал его по длинным чёрным волосам, что висели плетьми и напоминали змей на голове Медузы Горгоны.
Салазар! Он ещё во власти Тибурона? Данте попытался даты посчитать. Салазару исполнилось тридцать три в апреле 1743 года, а сейчас — октябрь. Выходит, минуло полгода. Тибурон действительно не убил Салазара, но и проклятие не снял. Он запечатал его в хрустальном гробу и чего-то добивался. И Эу не помогла, ведь Данте всё испортил — трость осталась во дворце Фонтанарес де Арнау.
— В прошлый раз было также? — шёпотом спросил он у Октавии. — Или это я виноват, что Салазар ещё здесь?
— И да, и нет, — ответила она. — Трость убила птицу и отшибла Эу память, когда та с её помощью хотела вытащить Салазара из этой хрустальной штуки. Тибурон ставил на нём эксперименты, чтобы отобрать его магическую силу, и ему это почти удалось. Когда Эу пробила ящик тростью, она зацепила Салазара, и яд попал ему в кровь. Он медленно убивал его несколько лет. И убил бы, если б не одна девочка… Но теперь кое-что изменилось. Трости нет, Салазар не отравлен, значит, он сильнее, и Эу всё помнит. Один неверный шаг, и история пойдёт иначе. Мы с тобой должны проследить, чтобы этого не случилось.
Октавия резко умолкла — Тибурон подал голос.
— Ты просчитался, глупец. Тебе не выбраться отсюда живым. Но магия твоя слишком ценна, чтобы я дал ей умереть вместе с тобой. Когда ты сдохнешь, больной, слабый и никому ненужный, я стану величайшим магом на земле! Надо только придумать, как заставить твою силу перейти ко мне. Вот это должно сработать… — он с энтузиазмом мешал варево в котле. Данте запахов не чувствовал, но, Тибурон так кривился, что было ясно — там нечто отвратительное.
Салазар застыл в своём хрустальном футляре, но глаза его были распахнуты. Почему он не использует магию, Данте понял, лишь увидев: чёрные цепи, охватывающие его запястья, ноги, живот и шею, раскаливаясь до красна, впивались в кожу, сжигая её до мяса. Раны тотчас затягивались, но стоило шевельнуть пальцем, как всё повторялось.
Наконец доварив зелье, Тибурон налил его в кубок. Оно дымилось и сверкало, будто колотые чёрные агаты лежали в котле. Взяв кубок, маг подошёл к хрустальному гробу и, щёлкнув пальцами, расколдовал его — исчезла крышка, а цепи покрылись инеем. Но Салазар и теперь не попытался выбраться. Когда Тибурон заставил его выпить содержимое кубка, он закричал так, что у Данте побежали мурашки по коже. Салазар подвергал и его подобным же пыткам. Глядя, как он извивается в этой хрустальной тюрьме, Данте заблудился в собственных чувствах. Он и жалел Салазара, и недоумевал: а чем он, Данте, заслужил мести за вину других людей. Но, может, то, что Салазар потом убьёт Тибурона и присвоит его Сущность, разовьёт в нём садистские наклонности? Эта версия показалась Данте логичной. Салазар, конечно, не ангел, он жуткий самодур, но пытать людей не был склонен — почерк Тибурона тут явно просматривался.
Салазар кричал долго, пока не охрип; из тела его шёл пар, волосы искрились, но затем он обмяк. Тибурон, ухмыляясь и бормоча: «Ну сейчас-то всё получится», стилетом разрезал ему грудь и живот, нарисовав две параллельные стрелы: одну, направленную вверх, а другую вниз. Салазар опять закричал. Тибурон, поднеся к его телу прозрачный кубок, начал собирать с ран кровь. Та, падая на дно, из алой превращалась в серебряную, а Тибурон повторял и повторял заклинания на непонятном языке.
— Вместе с кровью я забираю твою силу и твою жизнь! И становлюсь могущественным и непобедимым! Да будет так! — закончил он и осушил кубок. — Вот гадость, а ещё кровь мага! — сказал дед, вытерев с усов и бороды капли.
Однако (Данте был поражён) Салазар утробно захохотал, всем обликом напоминая демона. Раны на его теле затянулись в мгновение ока, и Тибурон в страхе попятился. Бряк — упал. И через полминуты уже корчился в судорогах.
— Кишка у тебя тонка, старый, — хрипло выговорил Салазар, глядя на извивающегося на полу деда. — Я слишком силён, чтобы ты меня победил. Моя кровь с твоей несовместимы, сколько бы ты не пил её. Даже если выпьешь всю, силу мою не заберёшь! Не там ищешь!
В эту секунду Октавия жестом пригласила Данте идти за ней — удачный момент проникнуть в логово Тибурона незаметно. Они скрылись за дальней стеной, просочившись сквозь неё, как призраки, и последнее, что увидел Данте — Тибурона вырвало. А Салазар хохотал, хохотал, хохотал…
Очутились Данте и Октавия в новой комнате, более тесной и мрачной, заполненной книгами и замысловатыми артефактами, покрытыми многовековой пылью. Они двинулись вперёд, миновав ещё четыре схожих помещения. И наткнулись на Эу — та сидела в плетёном кресле-качалке и вязала шарф.
— Ты владеешь Ритуалом Забвения? — спросила Октавия. — Сотри ей память.
— Эээ… Но разве я могу колдовать здесь? Мы же нематериальны!
— Но мы же пользуемся часами Риллеу и зельями, и они работают. Сработают и чары.
Данте не придумал что возразить. Сам этими чарами он не владел, но накладывал их, будучи Салазаром. Он вспомнил, как колдовал и юный Салазар. Даже прочитав тысячи книг, он не пользовался готовыми формулами. Данте тоже всегда колдовал по наитию. А вдруг в стихийности и заключена сила? И Тибурон, читая заклинания, готовя зелья по чужим рецептам и используя артефакты, купленные у кого-то, не понимает главного — Салазара, с его самобытной магией, этим не одолеть.
Тааак… Как там учил Салазар? Направить руку на объект, сосредоточиться и представить что именно ты хочешь с объектом сделать. Закрыв глаза, Данте направил обе руки на Эу и вообразил: из головы её, как тропические бабочки, одна за другой, вылетают мысли.
Пыххх! Данте даже испугаться не успел. От яркой вспышки он открыл глаза, а экономка уже, бессмысленно покачиваясь, глядела в стену.
— Неплохо, — одобрила Октавия. — Ты достойный потомок своего рода.
Вынув из кармана юбки фиал, на сей раз с прозрачной, как слюда, жидкостью, она осушила его и исчезла, пройдя через тело Эу. Данте ошарашено огляделся — Октавия испарилась. Зато Эу встала на ноги, отбросив шарф в угол.
— Не пугайся, — сказала она. — Я вселилась в Эу, чтобы найти артефакты и не вызывать подозрений, ибо мы отправимся в реальность, где ни тебя, ни меня не было.