— И эта девушка станет моей невесткой! Разве приличная женщина ходит по таким злачным местам?
В таверне находились одни мужчины, пьяные и неопрятные — вся местная шушера: разбойники, что нападали на экипажи, кареты и горожан, оказавшихся на ночных улицах; гаучо, метисы, беглые преступники и корсары Его Величества Фернандо VI, а также пираты, выдающие себя за них.
Когда Виситасьон в полосатом дорожном жакете и юбке из тёмного сукна протиснулась в таверну, все посетители хором замерли — благочестивые дамы здесь были редкими гостьями.
Виситасьон стремительно подошла к хозяйке — очень высокой женщине, которая за деревянным прилавком-столом, прилаженным к камину, разливала горячительные напитки.
— Мне нужен сеньор Иберио! — заявила Виситасьон брезгливо.
— Что-о-о?! — прокричала хозяйка, наклоняясь так близко, что касалась носом щеки девушки. — Говори громче, ни черта ж не слыхать! Эти орут, этот бренчит! — она ткнула пальцем сначала в мужчин, которые за ближайшим столом резались в кости и горланили так, что балки под крышей тряслись, а потом в юношу-менестреля — тот, сидя в углу, играл на гитаре.
— Иберио, сеньор Иберио мне нужен! — повторила Виситасьон громче.
— Иберио? Не знаю такого.
— Он капитан корабля, корсар по прозвищу Барракуда! — вспомнила Виситасьон кличку своего возлюбленного.
— А-а-а, Барракуда! Так бы и говорила сразу. Он где-то тут ошивался совсем недавно, — хозяйка оглядела зал поверх головы Виситасьон. — Чего-то не вижу. Ну-ка, погодь, — водрузив на прилавок кружку с чем-то алкогольным — усатый пьянчуга мигом её схватил — она скрылась в дальнем помещении с криком: — Альбертина, плутовка эдакая, поди сюда! Ты где опять шастаешь, лентяйка паршивая?
Вернулась хозяйка быстро и с видом сконфуженным. Виситасьон нетерпеливо барабанила пальцами по прилавку, не снимая перчаток и не реагируя на косые взгляды мужчин.
— Помощница моя говорит, ушёл Барракуда, только недавно вот. Чуток вы разминулись.
— Куда ушёл, не знаете?
— С дочкой колбасника ушёл. Смуглая такая девица, наглая, что ворона уличная. Крус звать её. Колбасная лавка тут, неподалёку, рядом с лавкой зеленщицы и табачной лавкой. Эй, погоди! Ты куда? Хоть дослушай чего я говорю-то! — воскликнула женщина, но Виситасьон, подхватив юбки рванула к дверям. — Видали, как девки по Барракуде сохнут? — крикнула хозяйка игрокам в кости. — А он то с одной, то с другой, экий шельмец! Передерутся девки скоро, как пронюхают друг о дружке, только перья полетят. Сущий курятник! — и она рассмеялась.
Колбасная лавка находилась близко — через два дома на горизонте появилась табличка: «Мясо и колбасы от дона Макарио». Виситасьон решительно туда ворвалась.
Но в лавке никого не было. Девушка в нетерпении бегала по тесной комнатке, где на витринах лежали куски мяса, стейки и нарезка, толстые сардельки, тонюсенькие колбаски и внушительного вида колбасы, сырые и копченые, варёные и солёные, с приправами и без. Виситасьон от запаха морщила нос, но не уходила.
Наконец внутри лавки скрипнула дверь и в комнату вошла смуглая девушка, на ходу застёгивая блузу. А следом появился Барракуда — с распущенными длинными волосами и взъерошенной бородкой. Поймав девушку в объятия, он поцеловал её в губы. Секунда, и они оба замерли — Виситасьон пялилась в упор.
Барракуда смерил её и цилиндрический баул у порога взглядом молчаливо-снисходительным. Не прошло и минуты, как Виситасьон кинулась в бой. Цап! Схватила соперницу за волосы и начала таскать её по полу.
— Я тебя убью, дрянь! Будешь знать, как уводить моего мужчину! — орала она.
Смуглая девица кричала и барахталась. В конце концов, она чудом вывернулась и, схватив кочергу, зашвырнула её в Виситасьон. Попала в витрину. Град осколков засыпал пол колбасной лавки, заставив женщин остановиться. Барракуда равнодушно заплетал бороду в косичку.
— Ах, ты куропатка в шелках! Я из-за тебя витрину расколотила! Чего я родителям скажу? Они мне голову открутят и даже не спросят: «Крус, зачем ты это натворила?».
Выудив из разбитой витрины палку колбасы, Крус ею стегнула Виситасьон по лицу. Но та, поймав колбасу руками, потянула её на себя. В перетягивание колбасы девицы играли долго. Волосы их были всклокочены, одежда порвана, а от криков и оскорблений дрожала вся лавка.
— Тоже мне фифа нашлась, платье богатое нацепила, а ведёт себя хуже любой торговки! Паскудница, за мужиком бегает с вещичками, себя предлагает! — Крус наконец-то завладела колбасой.
А Виситасьон схватила блюдо с сардельками и, как снаряды, начала метать их в соперницу.
— Я твою лавку раскурочу! Не лезь к моему мужчине! Он мой! Иберио мой, ясно тебе, грязнуля?!
Барракуда молча и невозмутимо курил трубку, стряхивая пепел под ноги, но, когда Виситасьон, обезумев, добралась до осколка витрины и пошла с этим оружием на Крус, целясь ей в глаза, он зашевелился. Быстро пересёк колбасную, вывернул Виситасьон запястье и отобрал стекляшку.
— Ты защищаешь эту плебейку? — вскинулась девушка. — И это после всего, что было между нами?! А ты ведь обещал, что мы уплывём сегодня вместе на корабле!
Хлоп! Барракуда так стукнул Виситасьон по щеке, что она упала навзничь. По лицу потекла кровь.
— Так её, правильно! Её вообще убить мало! — радостно вскричала Крус.
Хлоп! Новая оплеуха пришлась на её лицо. И Крус упала рядом с Виситасьон с воплем: «А мне-то за что?!».
— За всё! Две глупые овцы! Хоть убейте друг друга, мне плевать! Вы мне не нужны, я знал женщин и получше! Не смейте меня делить! Я вам не торт!
Перешагнув через девиц, Барракуда покинул лавку. Соперницы валялись на полу, злобно сопя друг на друга.
— Он меня обязательно простит! — самоуверенно заявила Крус. — А тебя нет, аристократочка! Такие, как ты, настоящим мужчинам не нравятся! Не забудь папочке нажаловаться! Поглядеть бы, что он скажет, узнав, как его благовоспитанная дочурка по утрам в церковь ходит, а ночами бегает за Иберио Барракудой!
Виситасьон ответить не успела, хотя кулаки сжала, — в лавку вошли мужчина и женщина в огромных фартуках — родители Крус. Открыв дверь, они увидели разгром и ахнули, а потом задали трёпку обеим девицам. Крус отправили домой, грозясь выпороть хворостиной, а Виситасьон выставили на улицу и захлопнули дверь ей в нос.
— Как же я поплыву на корабле, я ведь вся растрепана?! — ныла она, сидя на пороге закрытой колбасной. — Какая невоспитанность! Семейка грубиянов! Выгнали меня, Виситасьон де Видаль! Выкинули, как хлам, и даже не извинились за свою дочь! Какие злые люди!
Данте не знал, смеяться или крутить у виска пальцем.
— Кажется, я чего-то не понимаю в этой жизни, — молвила Октавия, глядя на помятую Виситасьон, что стряхивала грязь с юбки. — Девушка благородного происхождения дерётся за мужчину, катаясь в пыли, как собака. Вопиющее неуважение к себе! И мой сын на ней женился! — она, негодуя, оттопырила нижнюю губу. — Ни один мужчина не стоит такого унижения. Это они должны за нас драться! Я смотрю, тебе весело, — осудила она ухмылку Данте. — Тоже любишь, когда женщины из-за тебя дерутся?
Он лишь фыркнул. Единственная женщина, которая его интересовала — Эстелла однажды тоже подралась из-за него с родной сестрой. И она была великолепна в этой неистовой ревности! Но они любили друг друга, а у Виситасьон с этим мужчиной по кличке Барракуда отношения далеки от любви истинной.
За размышлениями Данте чуть не отстал от Октавии — та уже летела за Виситасьон, которая, прикрыв шляпкой остатки причёски, шла по тротуару и волокла свой баул. Но путь её лежал не домой. Пробравшись сквозь насаждения араукарий [2], она явилась на причал — вздумала догнать уже отплывающий фрегат Барракуды с красно-чёрными парусами.
Виситасьон долго бежала по берегу и махала руками, крича: «Подождите меня! Это же я! Стойте! Ты обещал взять меня с собой, Иберио! Как же так?». Но фрегат, издевательски загудев, уплыл без неё.
Грасиэла только руками всплеснула, через пару часов найдя хозяйку в спальне на кровати, побитую, зарёванную и в драном платье.