— Нет, это враки, — замотал Данте головой. — Эстелла любит Маурисио Рейеса, а меня ненавидит. Если бы это было не так, она не помогала бы тому колдуну ставить на мне опыты. Салазар, Тибурон, или как там его. Они полгода надо мной издевались. Вместе! Эстелла смеялась, говорила чудовищные вещи. Я не могу этого забыть. Этот кошмар снится мне каждую ночь, это было даже хуже, чем тюрьма или Жёлтый дом. Я никогда, никогда этого не забуду и не прощу её, — он зажмурился и закрыл глаза кулаками.
— Погоди-погоди, о чём ты говоришь, Данте? — не поняла Йоланда.
— Я её видел! — выкрикнул он, давясь слезами. — Она была заодно с Салазаром! Она приходила в подземелье, она признавалась ему в любви, она поила меня снадобьями, она... она... Я никогда не видел её такой безжалостной. Она была ещё хуже, чем в тот день, когда сказала мне, что любит Маурисио Рейеса.
Но в ответ на его искреннее, детское отчаянье Йоланда рассмеялась.
— Боже, Данте, ну что за чушь?! Ну кто тебе сказал, что это Эстелла? Последние полгода я была в теле Янгус и жила в комнате Салазара. Он сажал меня в вольеру. И я видела ту женщину, что превращалась в Эстеллу. Эта была Клариса, женщина-кошка. Она приходила, кормила своих питомиц — крыс и гиен, пила какое-то зелье и становилась Эстеллой. Потом брала из шкафов разные склянки и артефакты и уходила. Это было у меня на глазах не единожды!
Выпучив глаза, Данте схватил Йоланду за руку. Вцепился ей в запястье ногтями.
— Правда? Ты меня не обманываешь? Это была не Эстелла?
— Ну конечно нет! Ты сам подумай, Данте, ведь Эстелла, как и я, не волшебница. Она не смогла бы поставить на тебе ни одного колдовского эксперимента, даже если бы захотела.
На ресницах Данте сверкнули хрустальные капельки.
— Значит, это не она... не моя Эсте...
— Данте, Данте, посмотри на меня, — Йоланда взяла его за подбородок. — Эстелла тебя любит. Я не знаю, почему сеньор Лусиано и Ламберто решили, что она переживает из-за Маурисио. Они слепцы и глупцы. Я сразу, как увидела вас двоих, ещё там, в подземелье, поняла, что вы любите друг друга. Достаточно посмотреть, как загораются глаза Эстеллы, когда она слышит твоё имя. И у тебя тоже всё написано на лице. Хватит уже валять дурака! Она любит тебя, ты любишь её, я не понимаю, зачем вы мучаете друг друга. Вам давным-давно пора наслаждаться счастьем. Мы с Ламберто ждали нашего счастья двадцать пять лет. И дождались. Неужели и вы хотите потерять столько времени? Любовь — это самое прекрасное чувство на свете. Да, оно приносит страдания, но приносит и счастье. И счастья оно дарит гораздо больше.
Данте плакал, слушая эту тираду, и слёзы его падали Йоланде в руку. А с души будто упал огромный валун. Неужели он ошибался? Неужели гордость и боль сделали его таким слепым, что он не видел дальше своего носа? Он взглянул на обручальное кольцо — то сияло, переливаясь всеми цветами радуги. Чары Любви живы. Их главное условие — взаимность. То-то он всё удивлялся, почему кольца не умирают. Так, может, любовь, их соединяющая, жива?
— Данте, хватит упрямиться. Иди к ней сейчас, — посоветовала Йоланда. Вынув из кармана надушенный шёлковый платочек, она вытерла Данте слёзы — он поддался. — Эстелла тебя ждёт, она тебя зовёт. И заболела она из-за тебя, когда ты её прогнал. Если ты придёшь, ей сразу станет лучше.
Данте больше не заставил себя упрашивать. Вскочив с кровати, он, спотыкаясь, ринулся на выход. Даже не переоделся, как был косматый, в домашних штанах и босиком, так и побежал.
Йоланда улыбнулась ему вслед.
Когда Данте влетел в нежно-голубую спаленку, Эстелла, утопая в перине из лебяжьего пуха и укутанная белоснежным одеялом, напоминала невесту. Глаза её были прикрыты, тёмные, загнутые кверху ресницы оттеняли фарфоровую кожу. На щеках от жара разливался румянец, а длинные волосы каскадом струились по подушке.
Данте, рухнув на колени у постели, прижался губами к её запястью.
— Эсте...
— Нет, не уходи, не бросай меня... вернись, вернись ко мне, миленький... — прошептала она хныча.
Данте оцепенел. Если он сейчас услышит, как она зовёт мёртвого Маурисио, он шагнёт прямо в окно. Он больше не вынесет этой муки.
— Пожалуйста, вернись ко мне... люблю... я тебя люблю, Данте, Данте...
Безграничное блаженство заполнило грудь Данте, и солнце взошло в его сердце, когда он услышал из её уст своё имя. Значит, она не забыла.
Обняв Эстеллу двумя руками, Данте уткнулся носом ей в живот и расплакался. Ревел навзрыд, но впервые в жизни от счастья.
Через время Эстелла ощутила: по лицу её течёт дождик. На вкус он был солёный как морская вода. Она сонно отмахнулась, стирая с лица капельки, и под руку ей попались мягкие пряди чьих-то волос.
— Чудесно... — пролепетала она, унюхав тонкий аромат мяты.
Распахнула глаза. Данте, сидя на полу, прижимался щекой к её щеке. Лицо его опухло от слёз; они текли ручьями, реками и попадали Эстелле в рот.
— Данте? — удивлённо спросила она. — Это ты? Ты что тут делаешь?
— Эсте... моя Эсте, как я тебя люблю... Я никогда не переставал тебя любить. Ты мой мир, мой воздух, моя жизнь, — шептал он ей в ушко.
Сердце у Эстеллы судорожно затрепыхалось. Это не сон? Она это правда слышит? Но ведь три дня назад Данте и видеть её не желал.
— Данте, Данте, погоди, я ничего не понимаю... А что происходит? — промямлила Эстелла, касаясь губами его губ. Как она любит эти губы, самые родные, самые желанные.
— Прости меня, Эсте. Прости, что был груб с тобой. Я тебя довёл до того, что ты заболела. Я знаю, я очень плохой. Я всегда был никчёмным, упрямым, злым. Таким и остался. Но я не могу жить без тебя, это слишком больно. Я так устал... Если ты сейчас меня выгонишь, я пойду на улицу и брошусь под экипаж, — выдал он совсем по-детски.
— Какой же ты глупенький! — Эстелла обхватила его двумя руками за голову. Взъерошила волосы на затылке, припомнив, как он любил эту ласку. — Данте, мой Данте... Я никуда тебя больше не отпущу. Я тебя люблю, люблю с двенадцати лет и не переставала любить ни на секундочку, — всхлипывая призналась она.
— Правда?
— Клянусь!
Слёзы, поцелуи, нежные, едва различимые слова — всё смешалось в кучу.
Когда беззвучно отворилась дверь и Ламберто, сунув туда нос, хотел вмешаться, Йоланда схватила его под локоть.
— Оставь их, — мягко, но настойчиво шепнула она.
— Но, милая, это неприлично! — возразил он тоже шёпотом. — Эстелла вдова, она должна соблюдать траур, а она целуется с мужчиной в собственной спальне, в кровати. Они даже дверь не закрыли. У нас не бордель, тут приличный дом. Если отец узнает, будет скандал.
— Если ты ему не скажешь, он и не узнает. Пойдём, не надо им мешать, — прикрыв дверь, Йоланда потянула Ламберто за собой.
— Но...
— Никаких но! Ламберто, ну не будь эгоистом. Мы с тобой ждали друг друга двадцать пять лет. Ты хочешь, чтобы Данте с Эстеллой постигла та же участь? — Йоланда заискивающе заглянула ему в лицо. Несмотря на мягкий характер и нежный голосок, стоять на своём она умела не хуже, чем Данте.
— Нет, но... — совсем растерялся Ламберто. — Я полагал, что Эстелла страдает из-за смерти Маурисио, — честно признался он. — Я думал, их отношения с Данте — пройденный этап. Я хотел помочь Эстелле, даже упрашивал отца не запрещать ей работу в салоне мод. Как же так?
— Какие вы мужчины всё-таки слепцы! Не видите дальше своего носа. Они же любят друг друга с детства! Они много страдали, они ждали этого счастья. Так же, как мы. Или ты считаешь, милый, что мы заслужили наше счастье, а они нет?
— Разумеется нет! Я так не считаю! — запротестовал Ламберто. — Я очень хочу, чтобы Данте и Эстелла были счастливы.
— Вот и прекрасно! — обрадовалась Йоланда. — Лучшее, что можно сделать, — оставить их в покое. Пусть они наслаждаются своей любовью.
— Йоланда, ну а как же репутация?
— Ох, как вы мне все надоели со своей репутацией! — с укором вздохнула она.
— Милая, но это не моя прихоть, — оправдывался Ламберто. — Мы с отцом занимаем слишком высокие должности при дворе. Поэтому скелеты и тайны этого дома от общества надо скрыть. Никто же не запрещает этим двоим оболтусам любить друг друга, но это нельзя выставлять напоказ. Надо потерпеть до окончания траура. Вдова может выйти замуж и во второй раз, и в третий, и в десятый, но всё должно быть по правилам.