Я представил, как мы подбегаем в Великой Росской Стене с морозильником подмышкой, выхватываем бусины в куске пластической взрывчатки и несемся прочь. Бусины — субквантовые бомбы — взрываются наоборот, то есть за доли секунды втягивают воздух, землю, постройки и вообще все материальное в точку, в черную дыру. И нас в придачу, потому что мы не успеем отбежать на нужное расстояние. Я невесело усмехнулся.
— Со временем определимся, как поступить, — наконец сказал я. — Война план подскажет.
Я глянул исподлобья на Иву.
— Что еще ты скрываешь?
— Я ничего не скрываю, Олесь. В моей базе данных немало информации, но чтобы ее получить, нужно задавать правильные вопросы.
— Хорошо, — вздохнув, сказал я. — Сформулирую вопрос иначе: что еще мы должны знать из того, что ты знаешь?
Ива улыбнулась:
— Все, что вы должны знать, вы знаете.
На этом разговор закончился.
Остаток дня я провел в довольно тухлом настроение. Цели и приоритеты ясны, но как добиться всех этих целей — совершенно непонятно. У россов есть Ива-1 и вся мощь их цивилизации, у Единого — вся Погань этого мира и еще невесть какие магические возможности. А у нашей команды мечты — мои допарты да зеленые бусины.
И оптимистичные пятьдесят процентов Ивы.
На меня нахлынули уныние и депрессия. После разговора с Ивой и Витькой во мне укоренилось сильнейшее сомнение в том, что я верну Киру и одолею Единого. Слишком много для одного растерянного ведуна, который и сам-то в магии мало что смыслит. Ничегошеньки у нас не выйдет…
…Среди ночи я проснулся от нежного, почти невесомого прикосновения. Распахнув глаза, мигом включил все свои Знаки, готовый атаковать или бежать.
Но в полумраке палатки, чьи тонкие стенки подсвечивались полной луной, вырисовывалась изящная тень Ивы. Она поднесла палец к губам: мол, не разбуди Витьку.
Я кивнул, озадаченный, и Ива, поманив меня рукой, беззвучно выбралась из палатки. Я полез следом.
Когда мы отошли к вездеходу, Ива повернулась ко мне и мгновение-другое стояла потупившись. Не знай я, кто это на самом деле, подумал бы, что девушка просто смущена и не знает, как начать деликатный разговор.
— Что случилось? — прошептал я, озираясь и сканируя окрестности В-чутьем.
— У тебя проблемы, — прошептала в ответ Ива.
— У меня? Какие еще проблемы?
— Уныние, апатия, общая фрустрация. И… проблемы с гормонами.
— Чего?
— Я помогу решить эту проблему ради нашего общего дела, Олесь. Только не сопротивляйся, пожалуйста, и не шуми.
С этими словами, она прильнула ко мне всем своим теплым и мягким ж и в ы м телом, обняла и прижалась губами к моим губам. Меня окутал запах женских волос и легкого, едва заметного парфюма. Запах был сладковатым… и сладостным.
От неожиданности я отшатнулся, но Ива не выпустила меня из объятий.
— Нет! Не бойся, не стыдись, и думай ни о чем! Я тщательно проанализировала ситуацию и все делаю правильно. Это не измена Кире, потому что нельзя изменить с неодушевленным предметом. Я ведь уже сказала, что сделаю все, чтобы помочь тебе.
— Д-думаешь, поможет? — заикаясь, спросил я. Сам не понимал, что бормочу. Ситуация была просто запредельно нестандартной.
Ива улыбнулась — причем по-другому, не так, как обычно. Лукаво и в высшей степени женственно. С ума сойти! Невозможно было в этот момент верить в то, что она — “неодушевленный предмет”.
Они взяла мои руки в свои ладошки и положила их на свою грудь. На ощупь грудь вообще ничем не отличалась от натуральной.
— Поможет, — прошептала она, — с очень высокой долей вероятности.
Глава 3. Свободные лесные люди и Огнепоклонники
Утром я проснулся от того, что где-то совсем рядом разоралась горластая пичуга. Ближе и ненамного тише разговаривал Витька. Солнце поднялось, в палатке становилось жарковато и душновато.
Произошедшее ночью казалось наваждением, невероятным и несказанно приятным сном.
Витьке ответил ровный и нежный голос Ивы, и я полностью проснулся.
Итак, я потрахался с биоботом. С роботом, похожим на молодую и крайне привлекательную женщину. И почему? Потому что робот проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что секс мне не повредит для поднятия духа.
Собственно, не повредил. В теле разливалась блаженная нега, гомункул не особо давал о себе знать, а воспоминания о ночных упражнениях в кабине вездехода пробуждали в памяти обрывочные воспоминания о студенческом прошлом в Скучном мире.
Скучный мир — иллюзия, но мне с некоторых пор на это начхать. Ложные воспоминания не отличить от реальных — так какая разница?
Это событие я воспринял бы как занятное приключение, если бы не Кира. Ива назвала себя “неодушевленным предметом”, с которым невозможно изменить живому человеку, но, хоть убей, я не в состоянии воспринимать ее как робота. А если иллюзия ничем не отличается от реальности, то…
Мда.
Повалявшись пару минут и поразмышляв на эту тему, я разозлился на самого себя из-за излишней саморефлексии и соплежуйства. Кира мне, в конце концов, не жена.
“И еще неизвестно, чем занимается в Республике Росс”, — вдруг ехидно подсказал внутренний циничный голосок.
“Заткнись”, — велел я голоску. Еще не хватало предаваться идиотским ревнивым предположениям о том, что может происходить в Росс, а что не может. Этак я до полного маразма докачусь. А докатываться до маразма мне не с руки — у нас с Витькой и Ивой много дел впереди.
Что касается секса вообще, то я, наверное, тормоз. Постельной акробатикой я занимался считанные разы, и всегда инициатива исходила от моих партнерш, включая наложниц Катерину и Азалию, которые сделали все сами, а я только закатывал глаза и улыбался как идиот. Поганое поле — царство анархии, делай, что хочешь, но я предпочитаю вечно куда-то нестись и убегаю от таких “няшек”, как Люция Отщепенка.
Я вспомнил мускулистую широкоплечую фигуру этой фурии и вздрогнул.
Видимо, я все-таки однолюб.
Все же смущал аналитический подход Ивы в этом деликатном деле. В сущности, другого ожидать от умбота глупо, но если она удовлетворяет сексуальные потребности мужчин с расчетом на оздоровление эмоционального климата, то по идее теперь должна взяться за Витьку. Так, получается?
И что это будет? Растление малолетнего неодушевленным предметом?
А еще потом должна состояться групповушка с участием несовершеннолетнего, ведуна и робота?
С ума сойти.
Все же зря я беспокоюсь и даю волю фантазии. Вчера Ива подчеркнула, что помогает именно мне, потому что обязана моему нейрочипу своим существованием. Витька тут ни при чем.
Несмотря ни на что, я испытал облегчение. В этом мире больше морально-этических проблем, чем в Скучном. Неудивительно, что россы создали свою небинарную мораль — чтобы головы себе лишний раз не морочить.
“Сначала Ива жила в тебе, а теперь и ты побывал в ней, — снова заговорил циничный голосок. — Надеюсь, помощь Ивы будет на регулярной основе”.
Я выбрался из палатки, как медведь из берлоги, буркнул приветствие Витьке и Иве, сидевшим возле походного столика, и, пряча глаза, пошел к реке умываться.
Как бы долго я с фырканьем не умывался, пришло время возвращаться. Все оказалось не так страшно и неловко, как мне представлялось. Ива вела себя совершенно естественно, а Витька был весел и, вопреки моим опасениям, ночью ничего не слышал и не видел.
Мы позавтракали и поехали дальше по равнине.
Впервые за последние ненастные деньки небо очистилось от туч и было словно умытое. Солнце сияло и жарило, и наша солнечная панель на крыше вездехода заряжала батарею прямо во время движения. Расход энергии все же превышал приход, но садилась батарея намного медленнее обычного.
Мы добрались до края равнины и начали взбираться по горным отрогам. Растительность заметно изменилась, приобретя тропические черты. Всюду журчали мутные ручейки, но каменистая дорога быстро высыхала.