Викентий, который не мог не ожидать такой реакции, поспешно крикнул:
— Стойте, бро и сис! Мы пришли с миром! ОНИ пришли с миром!
Он махнул рукой назад, на ряды безмолвно сидящих на своих байках россов. На всех них красовались шлемы — такие же хамелеоньи, как и хламиды. Щитки, закрывающие лица, были приподняты, и я видел холеные морды с глазами самых диких расцветок. Щеки и лбы у многих разукрашены какими-то абстракциями — наверное, это росский боевой раскрас. Байкеры излучали невозмутимость, хотя кое-кто насмешливо ухмылялся и не пытался этого скрывать. Отщепенцев они не боялись. Или не сомневались, что атаки не последует.
Мухаммед выдвинулся из ряда Отщепенцев на вороном скакуне. Загромыхал зычным басом:
— А вы двое?! На чьей вы стороне?
— На человеческой! — не затруднился с ответом Викентий, а Франсуа закивал с улыбкой.
— Не хитри, сын лисы! Ты предатель и шпион! Как долго ты докладываешь о наших делах своим хозяевам россам?
Кто-то в войске засвистел, загоготал, потряс оружием. В адрес Викентия и Франсуа полетели шуточки и завуалированные оскорбления. Пока только это. Ситуация была явно взрывоопасной. Еще миг — и в пришельцев полетят не только оскорбления. И никого не смутит то, что россы не пытаются напасть.
Мухаммед снова разинул рот, чтобы прокричать что-нибудь этакое, отчего кровь закипит в жилах. Но я выскочил перед его конем — пешком, на коня не успел взгромоздиться, не приобрел еще таких навыков.
— Пусть говорит! — проревел я не хуже зычноголосого старейшины.
Войско поутихло, но в разговор встрял косой, вислоусый старейшина, невзлюбивший меня с первого взгляда.
— А почему ты постоянно командуешь? — запальчиво поинтересовался он.
На своей рыжей кобыле он проскакал вокруг меня. Вылетевшая из-под копыт глина вперемешку с молодой травой попала мне на штаны. Меня окатило запахом лошадиного пота.
Не теряя времени на пустые препирания, я обрушил на него энергию всех Знаков. Этого хватило, чтобы косой повалился вместе с кобылой. Кобыла, взметнув ногами и гривой, вскочила первой и во весь опор поскакала прямо на мелководье. Остановилась лишь по брюхо в воде.
Косой лежал на спине, глядя на меня одним глазом; лицо его побледнело, и это было заметно, несмотря на густую вязь татуировок.
До меня донеслось отчетливое хихиканье. Шаманка! — понял я, даже не оборачиваясь. Я чуял ее В-сканером.
— Потому что, — раздался ее голос среди всадников, — время сейчас такое! Должен кто-то один командовать! Не время болтать и обсуждать каждый шаг!
Она вышла вперед, попутно отпихнув с дороги какого-то всадника своим посохом.
Я кивнул ей и обратился к Викентию:
— Говори быстро и не увиливая: зачем вы пришли?
Собственно, я уже понимал, зачем они пришли, но надо было соблюсти приличия и сыграть роль в этом спектакле для воинственных и не слишком привередливых зрителей. Во все времена людям нужны хлеб и зрелища. Хлеб, то есть мясо, я им дал. Теперь вот предлагаю зрелище под названием “переговоры с былым врагом и новым союзником”.
— Помочь! — громче, чем следовало, проговорил Викентий. Он прекрасно понимал, что происходит, и старался, чтобы его услышали в самых дальних рядах.
— Помочь? — с расстановкой переспросил я. Всегда есть тугоухие или тугодумные зрители. — В чем именно вы хотите нам помочь?
Викентий сделал паузу, которая сделала бы честь любому оратору — иногда тишина между словами важнее самих слов, — затем прокричал:
— В уничтожении Единого!
Позади меня, среди рядов Отщепенцев, произошло движение.
— Почему именно сейчас? — продолжил я вопрошать, играя на публику. — Почему не раньше?
Сзади заворчали, заговорили — кто недовольно и злобно, кто с возбуждением и восторгом.
— Мы и срать с россами в одной степи не сядем! — раздался разбитной голос.
— Его никто не выбирал! — вторил ему другой, потоньше и противнее. Его обладатель, по всей видимости, подразумевал меня. — И татуировки у него странные, видите, бро и сис? Цветные! И исчезают! Не наша это волшба, чужая!
Я опустил глаза — так и есть, руки покрыты трехцветными полосами и кругами. Мое тело излучало магию, как раскаленная печь жар.
— Россы волшбу отбирают! — заорал кто-то третий.
Вперед выдвинулась Люция на своей кобыле.
— Они убили Джерома! — проревела она, заглушив прочих крикунов. Глаза ее горели от ненависти. Она была готова прямо сейчас ринуться на россов и начать их кромсать.
— Они и так всех сильнее…
— Подлые они, ни стыда, ни совести…
— Ну и что, что сильные они? Навалимся всем скопом — ни один ведун или росс не выдержит силушку народную.
Не знаю, кто выкрикнул эту последнюю фразу, но мне она пришлась по душе. И правда, силушка народная куда мощнее любого ведуна, занявшего трон и возомнившего невесть что. Только вот народ часто забывает о своей силушке, погрязнув в рутине и лжи.
Я откашлялся и заорал:
— Да не нужна мне эта ваша клятая власть! Поймите же вы наконец! Когда с Единым разберемся, я уйду на север, откуда пришел!
Насупившись, я уставился на Отщепенцев. Кони всхрапывали, над ними начала виться мошка. Солнце стремительно поднималось над миром. Косой боком-боком пробрался к берегу и принялся выманивать из воды испуганного скакуна. Чуть в стороне от остальных стояла шаманка, а рядом с ней — ее статные красавишны-правнучки. Им же компанию составила Кира. Все они одобрительно кивали мне.
А еще я заметил, что некоторые старейшины склонны прислушиваться именно к моим словам. Лица у них были невозмутимые, крикунов они не поддерживали, но мой сканер показывал, что от них исходят волны одобрения и заинтересованного ожидания.
Мухаммед огладил черную бороду и елейным голосом поинтересовался:
— Если не нужна тебе власть… если на север уйдешь… Зачем Николая ударил, разговаривать не стал?
Это он про косого, догадался я.
— Потому что не время собачиться! — ответил я. — И палки в колеса вставлять!
Я понадеялся, что Отщепенцам знакома метафора с палками и колесами.
Мухаммед слегка кивнул, в бороде сверкнули белые зубы.
— Чем докажешь, что уйдешь после победы? — тем же вкрадчивым тоном спросил он. — На твоей стороне северяне и, надо думать, россы. У тебя слишком много силы, чтобы просто так отступить!
Под конец фразы он возвысил голос, и орава снова пришла в возбуждение.
Я тоже улыбнулся, глядя на него снизу вверх:
— Не суди по себе, дорогой мой бро Мухаммед! Ты бы на моем месте обязательно покорил всех, да повел в завоевательные походы, верно? А вот мне такой геморрой не нужен!
Если про палки в колесах Отщепенцы слыхали, то идиома с геморроем была им в новинку. Варвара и Нэнси залились визгливым смехом, его подхватили некоторые другие воины. Алихан сдержанно улыбался, наблюдая за нашей с Мухаммедом пикировкой.
— И правда, сис и бро, — заговорила Варвара, — не время собачиться.
Люция продолжала буравить россов и Викентия взглядом. Эх, Джерома она им нескоро простит… Если вообще простит.
— Россы мне не друзья, — решил я прояснить ситуацию, пока не поздно. — Они держали в плену мою подругу! И до сих пор хотят отобрать мою волшбу — видите, она особенная, со всего Поганого поля собранная? Нам с друзьями пришлось взорвать их стену, чтобы они нас отпустили…
И тут я попал в точку. Все мигом заглохли, словно их выключили. Если б не взрыв стены, и остальным становищам не унести ног с Прикордонья. Именно после взрыва у россов поубавилось апломба, и они стали куда сговорчивее.
Даже байкеры перестали гадко ухмыляться.
Викентий воспользовался паузой и сказал:
— Россы пришли именно сейчас, бро и сис, потому что мы с Франсуа доложили им о положении дел… Сложно все. Россы знают легенды о Повелителе Поганого поля — а тут все в точности совпало! Аналики… Аналитики Республики Росс, — не с первого раза выговорил Викентий, — полагают, что у Единого есть особое время для того, чтобы в силу войти, а есть время, когда силу потерять. Он — как луна!