Разумеется, купались мы совсем голыми, так как в то время даже не знали, что существуют трусы и тем более – плавки. Я с семи лет научился плавать сам и хорошо нырял. Бывали случаи, когда мы начинали купаться уже в середине апреля в больших лужах воды, образовавшихся от таяния снега.
С конца текущего и до начала следующего учебного годов (практически с конца апреля и до начала октября) вне стен школы я, как и все дети в сельской местности, ходил почти всегда босиком, наживая на ногах из-за грязи и влаги мелкие трещины – цыпки. Для того чтобы они не возникали, требовалось регулярно мыть ноги, особенно перед сном, но мы делали это далеко не всегда. Часто ложились спать с грязными или немытыми ногами и руками, так как родителям, всегда занятым в течение дня изнурительной работой, хорошо проследить за детьми было некогда.
В деревянных досках кроватей водились клопы, которых время от времени мы уничтожали, выбрасывая эти доски во двор и сильно простукивая их по всей длине палкой, в результате чего спрятавшиеся в их щелях насекомые выпадали на землю и становились лакомой пищей для прибегавших кур. В нашем втором – маленьком – доме, где мы в целях экономии топлива проживали в основном зимой, бывали и тараканы, от которых избавлялись очень простым способом. Для этого при сильно морозной погоде переходили жить на несколько суток в первый – большой – дом, а маленький, открыв у него настежь все окна и дверь, крепко остужали и, таким образом, вымораживали этих насекомых, после чего их трупики большими кучами выметали из избы на корм тем же курам.
Кстати, в том же маленьком доме вместе с людьми жили у нас зимой и ягнята с теленком, к которому в первое время несколько раз заводили корову-мать для сосочного кормления, пока он сам не начинал питаться молоком из миски. А овец запускали к ягнятам почти до начала апреля. Разумеется, от присутствия животных в доме пол в нем бывал далеко не чист и не пахло в избе озоном. Детям приходилось постоянно убирать пол и следить за тем, чтобы животные совсем его не загадили и не натворили в избе другие беды. А это нередко случалось, когда дома оставались до прихода мамы с работы лишь маленькие брат и сестренка, которые еще не ходили в школу по возрасту.
Поскольку мой отец содержал на огороде перед садом пасеку, в которой число ульев с пчелами изменялось в пределах от семи до двадцати, приходилось ему много на этой пасеке работать, а нам – детям – помогать при этом отцу. Нас, естественно, пчелы часто и много жалили в руки, глаза и другие места тела, что, несомненно, наряду с регулярным потреблением меда в пище оказало благоприятное воздействие на наше здоровье. То же самое можно сказать о бане, где мы регулярно мылись по субботам, таская в нее ведрами из колодца и разогревая дровами воду, используя для мытья щелок из золы и мыло. В бане все всегда крепко парились на полоке двумя березовыми вениками. Детей парил отец, положив их на полок рядом сразу двух. Женщины приходили мыться в баню после мужчин.
В маленьком возрасте я, как и все мальчишки вообще, пытался играть со сверстниками в войну и сильно завидовал тем немногим из них, кто имел купленный им кем-то и где-то игрушечный так называемый пугач типа пистолета и с грохотом стрелял из него пробкой или другой «пулей». Однако мои родители такое «оружие» мне не покупали и игры со стрельбой не поощряли. Но вскоре для меня эта проблема решилась по-другому.
Дело в том, что 28 августа 1918 года в нашей местности произошел кровавый бой между белыми и красными отрядами. При этом пулеметчик белых производил стрельбу даже с крыши ветряной мельницы соседней к нам деревни Елом (Мало-Батырево). Красным тогда пришлось поспешно отступать через луговую часть поля сзади нашей деревни, перебегая через небольшую речку Ыхра-Сирми и поднимаясь дальше по крутому склону. А белые стреляли им вслед. Поэтому на том месте осталось множество винтовочных пуль. Жители деревни, особенно дети, позже находили эти пули, а мой троюродный брат Санюк Наперсткин, бывший на три года меня старше, вытапливал из них на огне свинец, из которого потом отливал сферические пуговицы для овчинных шуб. Опорожненные конические пули Санюк отдавал малышам играть или использовал для других целей, в частности для изготовления игрушечных хлопушек.
Хлопушка представляла собой деревянный чурбачок, в один из торцов которого загнана полностью острой частью вперед опорожненная от свинца коническая винтовочная пуля, причем задний конец ее открыт. Так вот, одну такую хлопушку, похожую на пистолет, Санюк сделал и для меня. Пустую пулю в хлопушке заполняли серой от спичечных головок и после этого направляли «пистолет» на цель. Затем резким движением указательного пальца правой руки погружали в пулю хлопушки острый конец изогнутого посредине на 90 градусов большого гвоздя, отчего сера внутри пули внезапно возгоралась и издавала страшный грохот, образуя много дыма.
Аналогичную же «стрельбу» с большим шумовым эффектом и с дымом мы – дети – производили еще из сучка сухого бревна на деревянном срубе дома или другой постройки. В этом случае делали в сучке гвоздем дырку, также заполняли ее серой от спичечных головок и потом, встав сбоку, забивали тот же самый гвоздь обратно в заполненную дырку молотком, кирпичом или другим твердым предметом.
Глава 2
С самого раннего возраста я, как и, наверное, все дети, очень любил смотреть кинофильмы, и особенно – по военной тематике. Их тогда, конечно, немыми показывали жителям нашей деревни вечерами в помещении начальной школы, когда приезжала из районного центра Батырево передвижная киноустановка с киномехаником, которым работал наш сосед по двору и родственник дядя Костя Задонов. Кино состояло из шести-семи частей в виде отдельных рулонов ленты, заключенных в металлические коробки. Электроток для него получали вращением вручную ротора динамо-машины, закрепленной на стуле рядом с киноаппаратом, вращаемым Костей. При этом для каждой части кино ручку динамо-машины вращали по одному зрители, не имевшие денег для приобретения билета на просмотр картины и предварительно отдавшие киномеханику в залог свой головной убор.
Наиболее интересным для детей было кино «Красные дьяволята» о борьбе красных войск с «глупыми» и «жестокими» махновцами, которое я ходил смотреть даже раза три. В 1936 году наши люди впервые в жизни увидели в Батыреве – в зале только что выстроенного нового деревянного двухэтажного здания райкома ВКП(б) – звуковой кинофильм, который был документальным и назывался вроде (точно не помню) «Маневры войск Киевского военного округа», где показывали крупные военные учения с действиями «красных» и «синих» под командованием соответственно тогдашних комкоров Е. И. Ковтюха (вскоре был репрессирован) и И. Р. Апанасенко (погиб в 1943 году на войне при взятии Орла). Далее последовали звуковые фильмы «Путевка в жизнь» и другие, а потом и знаменитый военный фильм «Чапаев», оставивший у всех, и особенно детей, потрясающее впечатление. Первые звуковые фильмы, разумеется, я посмотрел в те годы, когда учился в старших классах средней школы у себя на родине.
В школе я учился успешно, получая по всем предметам в основном отличные и хорошие оценки. До восьмого класса у нас в школах преподавание вели главным образом на чувашском языке, одновременно усиливая освоение учащимися русского языка. С восьмого класса все обучение пошло уже почти только по-русски: учебники и рассказы учителя были на русском языке, и отвечать уроки следовало лишь на нем.
С девятого класса у нас прекратили изучение чувашского языка и чувашской литературы, а с восьмого начали обучать немецкому языку. Хотя по этому языку у меня всегда были отличные оценки, все же мои фактические успехи в нем были незначительными: я научился читать и писать по-немецки, запомнив лишь не более сотни немецких слов и принципы их склонения и спряжения. При этом я не всегда мог правильно произносить многие слова и мне было очень трудно определить, к какому роду – мужскому, женскому или среднему – относится то или иное немецкое имя существительное. Однако даже за такое очень малое в то время освоение мною немецкого языка я благодарен своей судьбе – впоследствии в годы войны только благодаря данному обстоятельству остался в живых, оказавшись в германском плену. (Позже, в течение дальнейшей жизни, я научился разговаривать и писать по-немецки почти в совершенстве.)