…Войдя в здание института, мы сразу же устремились к тому месту, где были вывешены списки принятых на учебу студентов первого курса, и нашли в этих списках свои фамилии и инициалы, факультеты и группы. Я оказался в списке группы С-38-5, в названии которой буква «С» означала «сталь», цифра «38» – год приема и «5» – номер группы. Затем мы получили в бывшей приемной комиссии уже заготовленные заранее студенческие билеты и ордера на вселение в студенческое общежитие. Мне и моим новым четырем знакомым дали ордера на проживание в «привилегированном» общежитии Дом-ком муна, называемом, однако, почти всеми иначе – Дом коммуны. Он располагался относительно недалеко от института по адресу 2-й Донской проезд, дом номер 9.
Глава 5
Что же представляло собой студенческое общежитие Дом коммуны? Я считаю для себя обязательным хотя бы кратко описать его и жизнь в нем, так как провел этом доме шесть лет (три года до войны и три – после нее), которые были самыми лучшими и счастливыми за всю мою жизнь. Кроме того, я из него ушел на войну и в него же возвратился после ее окончания – осенью 1946 года. Помимо этого, мне сейчас очень жаль, что в том оригинальном виде, каким он был до 1941 года, Дом коммуны уже давно не существует: его полностью перестроили изнутри, и сейчас он фактически не функционирует как студенческое общежитие.
Дом коммуны был построен в 1930–1933 годах по проекту архитектора профессора И. С. Николаева (1901–1979) в стиле конструктивизма, архитектурные принципы которого сформулированы французским архитектором Ш. Е. Ле Корбюзье (1887–1965). В этом доме впервые в отечественной практике были применены стальной и железобетонный каркасы, безбалочные перекрытия, горизонтальные окна, верхний свет, свободный план, установка здания на столбах, плоская кровля.
Дом коммуны выполнен в виде единого комплекса из двух не разделенных друг от друга продольных и двух поперечных зданий и одноэтажной продольной пристройки. Сверху дом несколько напоминает искаженную русскую букву Н.
Из всех четырех зданий основным жилым (и вообще основным) зданием во всем студенческом общежитии было левое продольное, состоящее из семи этажей. Все основное жилое здание вместе с его Северным и Южным корпусами имеет длину 200 метров, а ширину – лишь 7 метров. В Северном корпусе при мне жили студенты и некоторые аспиранты МИС, а Южный корпус принадлежал в основном Московскому институту цветных металлов и золота (МИЦМиЗ) и частично МГИ. Для данного здания особенно оригинальным было то, что весь его Южный корпус стоял с шагами по 6,5 метра на открытых квадратных железобетонных колоннах-столбах шириной 40 см и высотой от 2 до 2,5 метра (разница в метраже вызвана наклоном поверхности грунта на юг под обоими корпусами). При этом все столбы стояли только двумя рядами. Под корпусом могли свободно проходить люди и проезжать автомашины.
В полуподвальном этаже Северного корпуса, под которым столбов не было, находились медицинский пункт и различные склады. Кроме того, как я сам лишь слышал в то время об этом, здесь же был устроен тир для стрельбы из малокалиберных винтовок. В настоящее время все открытое пространство между столбами под Южным корпусом застроено и столбов уже совсем не видно.
На всех семи этажах Северного и Южного корпусов был предусмотрен посредине один общий длинный – 200-метровый узкий коридор шириной 1,5 и высотой около 2,2 метра. Между обоими корпусами входил в этот коридор на всех этажах перпендикулярно к нему боковой (не коридорного типа) проход из вспомогательного – большого поперечного здания длиной 45 и шириной 12 метров.
И в Северном и в Южном корпусах располагались по обеим сторонам узкого коридора очень маленькие жилые комнаты – кабины, длина, ширина и высота которых составляли лишь по 2,5 метра. Их дверь открывалась при помощи ручки, как в купе железнодорожных вагонов, то есть не наружу или внутрь, а в сторону. (Кстати, механизм такого открывания и закрывания нередко давал сбой – дверь с катками сходила с направляющих, и тогда возникала для обитателей кабины очень большая проблема.) Слева сверху все двери имели английский замок, ключи от которого имелись у каждого жильца.
Окна кабин во всем основном жилом здании имели высоту 50 см, а ширину – равную ширине всей кабины. Поэтому издалека на улице все окна вместе на доме выглядели (выглядят так же и сейчас) как сплошные узкие щели между этажами по всей общей длине Северного и Южного корпусов. Фактически же через каждые две – четыре кабины окна отделялись друг от друга невидимыми с улицы неширокими бетонными или кирпичными стойками, поддерживавшими снизу расположенные выше продольные стены этажей дома. Все окна были с двойными рамами, благодаря чему в кабине не было сильно холодно зимой, а между их наружным и внутренним стеклами можно было в прохладное или холодное время хранить продукты. Каждая рама окна в кабине состояла из трех секций, среднюю из которых, снабженную ручкой, можно было перемещать влево или вправо, осуществляя таким образом открывание или закрывание окна.
Находившиеся справа и слева от двери кабины две части ее задней стенки были выполнены в виде деревянных рам, снабженных на верхней половине толстым стеклом, покрашенным изнутри помещения белилами. Благодаря этому из коридора не была видна внутренность кабины. Но в то же время свет из всех кабин, которые освещались днем от солнца через окно и ночью электролампой, проходил сквозь окрашенные белым стекла на их задней стенке в коридор, и поэтому в нем не было слишком темно даже без осветительных электрических ламп. Эти лампы зажигали в коридоре в основном только в ночное время.
Не во всех кабинах были на стенках розетки для дополнительного электроосвещения жилья настольной лампой или для его обогрева, а также для подключения сетевого радиорепродуктора. Поэтому для дополнительного использования электроэнергии некоторые жильцы вставляли в патрон для электролампы у потолка так называемый «жулик» – аналогичный же черный эбонитовый патрон, имеющий на боковой поверхности дырки, куда можно вставить соответствующий штепсель с электрошнуром.
Громкие шум и разговоры в коридоре всегда были хорошо слышны в кабине, так как ее наполовину стеклянные задние стенки легко пропускали звук. Боковые стенки кабин также не были хорошо звукоизолированными. Все это сильно мешало проживавшим, и особенно – при выполнении ими домашних заданий по учебе и… во время пребывания в кабине гостей, поскольку у нас тогда подавляющее большинство проживавших были мужчинами, а у многих из них в разговоре царил сплошной мат. Кроме того, в ночное время или темным вечером, погасив в своей кабине свет, можно было у себя на стекле окна увидеть сбоку частично отражение того, что творится в ярко освещенной соседней кабине (в частности, то, что сосед делает с находящейся у него девушкой). У некоторых жильцов, и особенно у женщин, были на окне занавески.
По-видимому, архитектор дома, проектируя его, рассчитывал, что в каждой кабине будет проживать только один человек. Но фактически сделали так, что почти во всех кабинах жили по два человека. По обеим боковым стенкам кабины стояло для каждого жильца по пружинной или непружинной металлической кровати (мы старались отхватить ее как можно более узкую для экономии места) с матрацем, и между ними располагался один общий узкий письменный стол. Как правило, у окна перед каждой кроватью (или за нею) стояла тумбочка для продуктов и разных приборов, а на ней – этажерка с книгами, тетрадями, баночкой чернил, мылом в мыльнице и другими предметами. Сзади вешали на стенке одежду и полотенце. Под кроватью были чемодан, обувь, щетка для уборки помещения и другие вещи. (У меня еще стоял там бидон для хранения кипятка, из которого готовили чай.) Под средней секцией окна находилась батарея парового отопления.