— Да, сэр.
— Хорошо. Мы быстро проведем обзор лагеря, затем отправимся в ЦЕНТКОМ и посмотрим, с чем нам придется работать.
Григорий бросает на меня тревожный взгляд, и я знаю, о чем он думает — возможно, мы найдем Лину в здании Олимпа. Я надеюсь, что так и будет и что она каким-то образом выжила.
Не говоря ни слова, мы садимся в машину и на максимальной скорости едем к лагерю. Когда мы достигаем первых зданий на окраине, мои опасения подтверждаются. Они сплющены, как деревянные дома в прерии, пораженные мощным торнадо.
Мы въезжаем в лагерь через обломки и куски зданий, валяющиеся на улице (к счастью, армейская машина оборудована для этого). Видеть такое опустошение мучительно. У любого человека в одном из этих зданий не было шансов выжить.
В глубине лагеря здания превращаются из разорванных останков в руины, купола, которые лежат кучами мусора не выше моей головы.
Григорий рядом со мной беспокойно оглядывается вокруг. Впереди, в центре того, что осталось от лагеря № 7, лежат остатки здания Олимпа, в котором размещались НАСА, НОАА и несколько других научных организаций. Олимп был частью кампуса, который включал в себя госпиталь, военный штаб ЦЕНТКОМ и административное здание правительства. То, что здания находились в центре лагеря, безусловно, помогло им избежать всей силы взрыва, но их высота не могла остаться прежней. Все превратилось в груды щебня. Олимп был шестиэтажным. Сейчас он высотой в два этажа и представляет собой просто гору мусора.
Еще до того, как машина останавливается, Григорий выпрыгивает из нее и бежит к куче. Я следую прямо за ним, прислушиваясь к любым признакам жизни — крики, плач или голоса. Но я слышу только ветер, свистящий среди руин.
Запах еще хуже: сточные воды, гниющая еда и смерть.
— Лина! — всхлипывает Григорий.
Он вваливается в груду щебня, перелезая через потрескавшиеся пластиковые стены и скрученные стальные балки, выкрикивает ее имя, скользя и спотыкаясь. Затем он внезапно останавливается, поворачиваясь ко мне со страхом и гневом в глазах.
— Мы должны найти ее. Помоги мне. Джеймс, пожалуйста.
— Григорий…
— Джеймс, пожалуйста.
Я поворачиваюсь к Оскару.
— Возьми другой автомобиль и возвращайся к Цитадели. Привези Идзуми и Гарри. Поторопись. А мы пока начнем искать выживших.
Когда я вхожу в груду щебня, туманное солнце начинает садиться над пустошью, единственным местом, которое я когда-либо хотел назвать домом.
— Хорошо, Григорий. Давай найдем ее.
Глава 16
Эмма
Я лежу на койке, спиной к стене, рядом со мной Элли, и мы с ней оставили место для Джеймса. Я думала, что он вот-вот вернется. Прошлой ночью он оставил записку, в которой говорилось, что он и Григорий выходят на поверхность и вернутся как можно скорее. Я подумала, что увижу его к обеду. Но он не вернулся. Я снова искала его глазами за ужином. И потом — когда Элли и я вышли из ванной. Но его до сих пор нет. Если бы он знал, что его не будет в течение двадцати четырех часов, он наверняка разбудил бы меня, чтобы сказать это вместо того, чтобы просто оставить записку Фаулеру. Я не могу не задаваться вопросом, не случилось ли что-то с ним. И я не могу не оставить ему место в узкой кровати, надеясь, что утром он будет лежать рядом.
— Па? — Элли спрашивает.
— Он на работе, милая.
— Сейчас?
— Да, он должен работать ночью, прямо сейчас.
— Домой…
— Мы пойдем домой. Обещаю. Сейчас самое время вести себя тихо и засыпать.
Несколько недель. Так или иначе, это правда.
У нас достаточно еды еще примерно на шестнадцать дней. С этой страшной мыслью я отправляюсь спать.
На следующее утро команда встречается на кухне по двум очень веским причинам. Во-первых, мы не хотим, чтобы кто-нибудь услышал нашу беседу. Во-вторых, потому что одному из нас теперь приходится постоянно оставаться на кухне. Никто не называет дежурство на кухне тем, чем оно на самом деле является: несением караула. Еда — наш самый ценный ресурс. Это тикающие часы. Если кто-то нападет на кухню, это может быть смертельно.
Здесь все, кроме Джеймса, Григория и Оскара.
— У нас были кое-какие запросы от некоторых родителей… — Идзуми делает паузу, будто подбирая правильные слова. — Они спросили о суточной норме.
— Мы это уже проходили, — отвечает Фаулер. — Никаких исключений.
— Они не хотят исключений как таковых. Они просят, чтобы им было предоставлено право отказаться от своих пайков в пользу детей.
— Это откроет настоящий ящик Пандоры, — качает головой Фаулер. — А именно, как быть с детьми, которые находятся здесь без родителей? А если мы сделаем это лишь для некоторых, то думаю, что другие будут чувствовать необходимость последовать их примеру.