Появление пиратов многих заинтересовало. Кое-кто непрочь был променять Сицилию на разгульную жизнь морских разбойников, но большинство неприязненно от неслось к киликийцам, не желавшим трудиться и любившим преступления больше мирной жизни.
Услыхав о желании рабов переправиться в Сицилию, пленённые киликийцы вызвались сообщить об этом своему главарю и привезти ответ, если их отпустят. Посулив щедро заплатить за помощь, Спартак отпустил их. Он обрадовался тому, что можно будет, не теряя времени и сил, быстро переправиться через пролив.
Главарь пиратов не замедлил явиться на переговоры. Спартак показал ему собранные рабами сокровища, и тот согласился перевезти воинов на остров, но алчно потребовал платы вперёд: кто поручится, что, вернувшись за обещанной наградой, вместо денег он будет убит. Меж тем флотилия пиратов, на самом деле большая, пристала к берегу, и Спартак, видя радостное нетерпение своих людей, рвавшихся в Сицилию , и привыкнув верить на слово, согласился отдать пиратам общественное золото. Обменявшись взаимными клятвами и уверениями, они наметили переправу наутро и расстались с главным пиратом. Однако ночью все пиратские корабли снялись с якорей и ушли, увозя с собой золото и не исполнив обещанное.
Спартак, огорчившись, довольно быстро успокоился. Они и без пиратов сумеют переправиться через пролив: сооружение плотов уже началось. Правда, сундук, полный отобранных у римлян сокровищ, уплыл в неизвестность. Туда ему и дорога, а то вождю приходилось приглядывать за ним, как за малым дитём. Туда ему и дорога. Награбленное - грабителям. Не стоило и связываться с пиратами.
В это время к Кению прибыли от Фурий потрёпанные римлянами отряды. Следуя по Бруттию, они предавали огню и разрушению то, что не могли унести с собой, и захватили в плен большое число местных жителей, вовсе не бывших рабами. Встревоженный Спартак собрал Военный совет, рассчитывая, что другие вожди осудят действия своевольников: возбуждать в местном населении ненависть к рабам было опасно. Но сподвижники обрушились на него с резкими упрёками, ставя в вину вождю промашку с пиратами. Те, кто недавно радостно внимал его речи о будущей жизни в Сицилии, теперь обвинял его в деспотизме, властолюбии, упрямстве, непредусмотрительности и даже непочтении к богам.
Спартак ушёл к морю, запретив телохранителям следовать за собой. Наверно, соратники правы: он слабый вождь. Но ведь нет никого другого, кому можно передать власть! И, значит, он обязан удерживать вожжи в натруженных руках. Из семидесяти четырёх капуанских гладиаторов, его побратимов со времён Везувия, осталось в живых не более двадцати, да и те кто где. Эномая и Крикса нет в живых. Ганник всё ещё слаб после ранения, а Каст никогда не был единомышленником. Опереться ему не на кого.
Злодейка-судьба! Исторгнуть юнца из родных мест, гнать и гнать по свету, манить то царским величием, то славой стратега, то скромной долей ремесленника, чтобы наконец превратить в раба и гладиатора, отобрать самых дорогих друзей, лишить подруги, а под конец взвалить ещё тяжкое бремя верховенства. Сколько невзгод! Какое божество он прогневил?
Не падать духом, на это нет времени. Между ними и Сицилией бурное море. Однажды он сумел спуститься в бездну по виноградным лестницам, будто на крыльях, нынче обязан отрастить плавники. Он должен переправить людей через пролив, а, значит, строить лодки и плоты, не щадя сил. Волны катились к его ногам; отросшие волосы , прошитые ранней сединой, трепал ветер; грубый плащ хлопал за спиной, солёные брызги летели в лицо, - но он ничего не чувствовал, меряя шагами пустынный берег. Он, свободорождённый человек, ныне раб многих.
Внезапно он остановился, вперив в землю взгляд. На мокром песке виднелся отпечаток маленькой, узкой ступни... Кто-то, беспечный и лёгкий, пробежал босиком вдоль моря. Ребёнок? Девушка? В памяти встала вечно юная Гликера. Хрупкость, звонкость, много розового, туча взбитых кудрей... Жива ли? С какой стати наваждение?
Он торопливо пошёл вдоль берега, и за выступом скалы внезапно увидел девушку, что-то искавшую на мелководье.
- Элена! - обрадовался он. - Ты ли? А где же дедушка?
Элена, радостно взвизгнув, бросилась к вождю. Да, они с дедом спаслись, но легче было ускользнуть от римлян, чем здесь добраться до Спартака, так его караулят. Хорошенькая девушка счастливо сверкала глазами, и Спартак улыбнулся:
- Твоё появление - доброе предзнаменование. Не теряйтесь больше со своим дедом, как потерялись на Гаргане.
- Мы не терялись, - понурилась девушка. - Нас задержали...
Ей вовсе не хотелось вспоминать, как дед согласился отдать внучку Криксу и что из этого получилось. Спартак не стал выспрашивать, велев передать Наркиссу привет.
- Он вьёт веревки для плотов, - снова засияв улыбкой, сообщила девушка.
6. Б У Р Я
Медосад встревожено сообщил вождю, что кто-то пустил недобрый слух: Спартак прогневил богов. Разве можно начинать какое-нибудь дело, не принеся жертвы божеству удачи! Обман пиратов - небесное знамение.
- Сделай вид, будто все решения тебе подсказывают боги, - умолял верный соратник. - Даже Сулла прибегал к этой хитрости. Ты командуешь простыми, доверчивыми людьми. Они поверят любому знамению.
Спартак долго молчал:
- Мне это ни к чему. Я воин, а не чудотворец.
Впрочем, остыв, он дал указание принести общенародные жертвы Нептуну и другим морским божествам, а также Фортуне Рабов.
По совершении молебствий люди принялись строить плоты. Мужчины пилили и таскал и брёвна, женщины резали на ремни бараньи шкуры, дети и старики заготовляли ветки. И не было тут ни старых, ни больных, но все работали не покладая рук. Трудились даже ночью. Ни один человек не показывал другому кровавые мозоли на ладонях, никто не жаловался на гудевшие плечи и спину. Их подгонял не столько страх перед римлянами, сколько перед голодом: запасы зерна и масла подходили к концу, а последних баранов забили ради шкур, из которых изготовляли крепления для плотов.
Работа спорилась, и Спартак повеселел. Вожди подчинялись его распоряжениям. Даже недоверчивый Каст, поняв, что плоты будут построены и, значит, все они вскоре окажутся в Сицилии, где много хлеба и скота, а на побережье богатые греческие и римские города, смягчился. На Везувии, когда обстоятельства были столь же отчаянными, они тоже работали ради спасения день и ночь. Но тогда их насчитывалось меньше тысячи, каждого человека вождь знал в лицо, каждому успевал сказать ободряющее слово. Нынче беглых стало так много, что вожаки разводили руками: то ли их восемьдесят, то ли сто тысяч.
Среди всеобщей суеты чёрной тенью бродила Фанния, ни с кем не заговаривая, не отвечая на вопросы. Он исчез, стал землёй, её Малыш; вороньё выклевало полные живого блеска глаза, псы растерзали юное тело. Нежный побег рода Фанниев сгинул навсегда. Злосчастная, она обманула не только последнюю мольбу отца, она и себя лишила покоя до скончания дней. Проклятье на головы рабьего сброда! Да погибнут злой смертью все зачинщики смуты! Недолго уж осталось ждать: они заперты, как крысы в ловушку. Красс прикрыл Рим купленными на его деньги легионами. Но почему он медлит? Неровен час, уплывут. Уничтожать. Где-то рядом ходит убийца её брата. Зачем разбирать, кто. Все спартаковцы грабители и убийцы, руки каждого по локоть в крови.
Скорбная задумчивость госпожи и необходимость её кормить надоели Донату, и он предложил ей отправиться в лагерь Красса, в чём предлагал помочь.