На этом Совете впервые после болезни присутствовал Ганник. Галлы настояли, чтобы он снова принял на себя обязанности вождя. Озлобленность других вождей, их обращённые к Спартаку дерзкие речи, удивили и огорчили его.
- Надо снова идти к Альпам, - настаивал Спартак.
Но согласиться на это означало признать свою неправоту, когда они взбунтовались у Мутины.
- Я больше не доверяю тебе! - вскочил Каст. - Ты бросил нас под Фуриями, бросил войско Крикса у Гарганского мыса. Ты следуешь лишь своим решениям, не прислушиваясь ни к чьему мнению. Пускай ты скромно зовёшься предводителем, но по существу ты царь, и правишь нами, как царь.
Поднялся шум. Некоторые вожди схватились за мечи. Спартак, махнув рукой, молчал в ожидании, когда все успокоятся.
- Обычный Военный совет, - горько усмехнулся он в ответ на возмущение Ганника.
Тот уже знал, что во время свары под Мутиной к груди Спартака были даже приставлены мечи.
Споры вождей и недовольство Спартаком продолжались бы ещё долго, если бы вскоре не стало известно, что уход за Альпы невозможен: возвращавшиеся на родину испанские легионы Помпея уже вошли ы Циспаданскую Галлию. Если с Крассом им ещё можно было потягаться силами, то столкновение с Войском Помпея грозило гибелью. Перестав спорить, вожди вновь обратились к Спартаку.
- Отныне наше спасение Брундизий, - сказал он.
Брундизий, большой порт в Калабрии, куда приходили корабли со всех концов земли. Если, прорвавшись сквозь римские укрепления, беглецы доберутся до него, то захватят корабли и уплывут за море.
- Кто со мной? - оглядев притихших вождей и понимая их страхи, потребовал ответа Спартак.
- Я всегда с тобой, - первым заговорил Ганник. - Даже если мои соотичи не захотят в море, я останусь с тобой.
- Ты, Каст?
- Германцы хотят домой, а не за море, - проворчал тот.
Остальные, понимая, что другого выхода нет, согласились последовать за Спартаком.
- Мне мало вашего согласия, - решительно объявил Спартак. - Клянитесь. Клянитесь всеми богами беспрекословно повиноваться мне. Вручите мне право карать и миловать. Мутина, где я подчинился вам, больше не повторится. - Зная, что у них недостаточно сил по сравнению с Крассом, Спартак потребовал всей полноты власти; лишь общими усилиями они одолеют римлян.
Все, кроме Каст, поклялись.
Обосновавшись в лагере спартаковцев под Гиппонием, голодная Фанния часто бродила по окрестным полям, не думая про опасности. Окончательно убедившись в гибели брата, погрузившись в отчаяние, она утратила страх. Если судьба судила ей умереть здесь, среди перестрелок и дыма пожаров, пусть так и сбудется. В Риме её больше никто не ждал, да и особых дел у неё в жизни больше не осталось. Служанки будут радёхоньки, получив свободу по завещанию хозяйки, и, скорее всего, сгинут в лупанарах. Красс будет также доволен, сэкономив на вознаграждение.
Спартак... Нет, он не простой разбойник, не только вождь захотевших свободы рабов. Он безумец. Освободить рабов? Да не будь рабства, не было бы и Рима! Она слышала, мудрецы считают, что рабство противно природе. Возможно. Но так заведено от века. Рабство делает несчастными всех, и рабов, и господ. Но без него не обойтись. Гладиатор и варвар, как он посмел дерзновенно замахнуться на миропорядок! Воистину, у него не рабья душа. Тем больше чести убить его.
Как она устала! Слишком много крови и страданий видела она в последнее время, слишком много злобы и окружающей ненависти. Скоро задует фавоний, наступит весна, чудесно преобразятся поля. Уйти, всё бросить, забыть - или совершить задуманное? Ей не удалось разделаться с Криксом, хотя было много случаев; Спартак же никогда не допустит её до себя, и, значит, кинжал, который она постоянно носит при себе, можно зашвырнуть в кусты. Куда исчез Донат? Будь рядом помощник, она бы так не терзалась в одиночестве.
Однажды во время одинокой прогулки по полю Фаннию догнали несколько спартаковцев и велели следовать за собой. Она с презрительным равнодушием повиновалась.
Они пришли в лагерь, к палатке вождя. Перед входом валялся труп. Привыкнув к подобным зрелищам, она не обратила бы на него внимания, но что-то показалось ей знакомым. Растолкав стражу, она приблизилась к трупу и узнала Доната. Тело лигура было обезображено пытками, глаза выколоты.
Опустившись на колени, Фанния прошептала:
- Кто твой убийца? Кто обворовал меня?
- Тебя надо отправить следом! - крикнул кто-то.
- Сожительница предателя! - раздались оскорбления.
Кто-то толкнул её, кто-то схватил за волосы, сорвав покрывало. Дико завизжав, она рванулась прочь и вбежала в палатку вождя. Спартак, поднявшись навстречу вошедшим, остановил с упрёком воинов:
- Вам приказано было привести эту женщину ко мне, а не избивать её.
Отпустив Фаннию, стражники загородили вход в палатку от сбегавшихся людей. Та, сжав кулаки, яростно закричала на Спартака:
- Зачем ты приказал убить Доната?
- Тебе бы понравилось больше, если бы твоего сожителя распяли живым? - резко осведомился он.
- Это был мой слуга. Моё имущество! Ты обездолил меня. Сначала погиб брат, теперь единственный защитник.
- Это был вражеский лазутчик. А ты - его помощница, и тоже заслуживаешь смерти.
Фанния затряслась, но не от страха, а от возмущения:
- Я?! Свободная римская гражданка помощница раба? Никогда тому не бывать!
Эта измождённая женщина в лохмотьях вдруг напомнила ему луканскую Фаннию, дерзкую, вызывающе смеющуюся, танцующую в чане с виноградом, подоткнув подол.
- Тебе сохранена жизнь по моему приказу, - отмахнулся он от её криков.- Ты нужна нам. Собирайся: отправишься с моим поручением к Крассу.
Возведённый римлянами вал был неодолим, и осаждённые придумали другое. Ей предстояло ночью отплыть на лодке из Вибо Валенции и, морем миновав укрепления Красса, пристать на римской стороне.
- Передай Крассу: пусть выпустит нас отсюда. Мы оставим ему всех пленных и уйдём из Италии кто куда. В случае отказа пленных мы перебьём и будем сражаться до конца. В обмен на жизнь тысяч римских граждан мы просим только свободы.
Она пристально, с любопытством заглянула в его глаза: при свете дня они казались совсем прозрачными, будто ручей с каменным дном.
- Неужели ты думаешь, что Красс согласится начать с тобой переговоры?
- Ты должна его убедить.
Ей показалось, - или в его голосе действительно прозвучала просьба? И в голове мелькнула торжествующая мысль, что у спартаковцев плохи дела.
- Вы обречены, - дерзко сказала она. - Боги были к тебе благосклонны, но сейчас, когда преступления твои превзошли меру, небеса отвергли тебя. А теперь убей меня, потому что я не хочу жить.
Мучительный отзвук давних упрёков Ноэрены послышался ему в словах римлянки, и рука его, привычно потянувшаяся к мечу, невольно дрогнула.
- Ты поедешь к своим, - жёстко сказал он.
- Я выпрыгну из лодки и утоплюсь.
- Ты передашь Крассу мои слова или не выйдешь отсюда живой.
Сжав кулаки, она прошептала:
- Я ненавижу тебя.
Неожиданно потрескавшиеся губы Спартака тронула слабая улыбка:
- Знаю.
Он улыбался насмешливо, с каким-то непонятным состраданием, и Фанния вдруг заплакала.
- Ты отнял у меня радость жизни. У тебя способность губить всё, к чему при касаешься. Реки крови, разорённая страна!...
Кивнув, он продолжал с усмешкой:
- Зенон сказал: мудрец не должен быть жалостлив. Не должно отменять никаких кар, следующих преступнику по закону, ибо послабление, жалость и уступчивость суть ничтожество души, подменяющей справедливость кротостью. Мудрец подчиняется обстоятельствам, и в случае нужды даже станет есть человеческое мясо. Не бойся, я не мудрец. И у меня тоже обстоятельства отняли радость жизни.