Гальты занимали южные подступы к городу. Там их никто не смог бы остановить. Битва должна была разгореться ближе к центру, в тени башен, на узких улочках, где люди Оты будут атаковать по всей длине гальтской колонны, как тогда, в лесу. До них долетел звук трубы. Гальты перешли через реку и хлынули в Мати.
«Мне нужно туда, — подумал Ота. — Нужно взять меч или секиру».
Мысль была дурацкая, и он это знал. Один клинок или лук ничего не решат, а его гибель не принесет городу пользы.
Запели трубы — целая дюжина разом. Грохнули барабаны гальтов. Все подавали сигнал, никто не слушал. Закрыв глаза, Ота присел на корточки на краю крыши, стараясь отличить одну мелодию от другой. Досада грызла ему шею, въедалась в спину. В городе что-то случилось, несколько событий сразу, а он никак не мог понять, что именно.
— Высочайший! — крикнул слуга. — Посмотрите!
Ота и хай Сетани повернули головы туда, куда показывал мальчик. Гонец метнулся вниз, на широкие улицы, уходившие в сторону кузниц. На юге поднимался гигантский столб дыма. Вот где началось. В сердце Оты вспыхнула первая робкая надежда. Он так и думал, что гальты направятся туда. Трубы запели снова, но на этот раз их было меньше. Теперь Оте было легче разобрать сигналы. Похоже, гальты наступали сразу в трех направлениях. Они заняли всю южную окраину, а потом войско разделилось и направилось туда, куда и было нужно.
— Дайте знак башням, — приказал он. — Пусть начинают.
Трубач набрал в грудь воздуха и заиграл условленную мелодию, сигнал приготовиться, а потом — пронзительную трель, означавшую, что пора обрушить на гальтов град камней и стрел. И вдоха не прошло, как из открытых небесных дверей что-то вылетело, мелькнуло в воздухе, устремляясь вниз. Но снегу нельзя было доверять. Возможно, Оте просто показалось.
Он хотел передать свою волю городу, наполнить его, точно дух, и превратиться в него. Время совсем остановилось. Казалось, годы проходят между короткими гудками труб, возвещавших о продвижении гальтов. А еще сквозь вату снегопада летели приглушенные вопли, далекие, полные ярости голоса. Ота почувствовал, будто ему в живот опустился камень. Это неправильно. Бой должен был начаться позже. Неужели гальты обнаружили укрытия его людей? Он уже собирался махнуть трубачу, чтобы тот дал приказ доложить обстановку, но вовремя остановился: если его воины будут часто подавать сигналы, гальты легко их найдут.
Ота ткнул в одного из дрожащих слуг.
— Пошли гонца на восток. Мне нужно знать, что там происходит.
Человек изобразил позу повиновения, а затем торопливо и неуклюже заковылял к лестнице. Ота пробарабанил пальцами по каменному бордюру; он уже чувствовал себя так, будто ответ запаздывает. Ноги и лицо онемели. Снегопад усилился, серая завеса потемнела, хотя невидимое солнце, по его расчетам, еще висело в шести или семи ладонях над южным краем неба.
На западе загрохотали гальтские барабаны. Умолкли. Грохнули снова. Ота вдруг услышал рев — тысячи голосов слились в один. Дикий клич взлетел над городом и оборвался.
Грозная похвальба. Мы неодолимы, как океан, мы послушны единой воле. Мы воины. Мы пришли тебя убить. Бойся нас.
И он боялся.
— Дворцовым отрядам занять места! — скомандовал Ота.
Трубач раздул щеки. Долгий звук полетел над западными крышами, как пение жреца, благословляющего толпу. Ота заметил, что трубач плачет. Ручейки слез текли по щекам, теряясь в бороде. Со стороны кузниц раздались ужасный грохот и треск. Ота обернулся, вглядываясь вдаль сквозь дым и снежную пелену. Он ожидал увидеть, что одна из огромных медных крыш завалилась набок, однако все было по-старому. Что вызвало этот грохот, осталось загадкой.
— Я не могу так, — сказал Ота, вернувшись к хаю Сетани и слугам. Их плечи засыпал снег. — Я не знаю, что там происходит. Я не могу командовать боем вслепую и строить догадки. Где гонцы?
Старший слуга изобразил позу раскаяния.
— Ну, так ступайте и выясните! — приказал Ота.
Но в глубине души он уже знал, что скажут посыльные. Знал, прежде чем услышал звуки труб, которые прорвались через глухую завесу снега. Прежде чем гальтские барабаны снова сорвались на свой одержимый ритм. Девять тысяч матерых бойцов под предводительством величайшего полководца Гальта хлынули в его город, сметая на пути кузнецов и зеленщиков, рабочих и складскую охрану.
Он проигрывал.
24
Баласар трусил по дороге, держа над головой щит. Вопреки словам Синдзи, башни Мати защищали улицы совсем неплохо. Камни и кирпичи поливали его людей целый день, а били не хуже, чем валуны, пущенные осадными машинами. Иногда к булыжникам добавлялись стрелы. Их наконечники раскалывались от удара о мостовую, не спасал даже медленно растущий снежный ковер. Баласар добежал до следующей двери и нырнул в нее. Внутри он обнаружил пять своих воинов и с десяток вражеских тел. Дело шло медленно. Непросто было продвигаться по городу, захватывая по две-три улицы сразу. Однажды хай Мати пошел на хитрость и погубил с ее помощью Коула. Но другой у него в запасе не было, и теперь Баласар знал, откуда и как ударят противники: из укрытий, где их не будет видно, одновременно с обеих сторон. Вместо этого Баласар вырезал их по очереди. Не лучший способ вести войну — кровавый, медленный, болезненный, ненужный.