— Кто предатель? — спросил он.
Муса усмехнулся и ответил:
— Разведка хорошо работать надо. Тогда врасплох не застанет тебя противник. — Помолчав, неожиданно сказал: — А ведь мы с тобой, старлей, уже встречался. По разные стороны, конечно.
— И где же? Что-то я не припомню.
— Ты же участвовал в штурме ваххабитских сел Чабанмахи и Убдент. Так ведь? И я там участвовал. Как раз в то время.
Скрывать не имело смысла. Сухолитков действительно был в числе штурмующих эти населенные пункты.
— А мы вас там здорово трепал, как говорят русские, — дребезжаще засмеялся Мундован. — Хороший оборона строил.
Муса был прав. Боевики в тех местах действительно укрепились здорово, понастроили дзотов, укрытых огневых точек. И прорвать их позицию было нелегко. Немало хороших ребят полегло там. Тем более что на стороне боевиков дрались хорошо обученные и, надо отдать дань справедливости, не трусливые бойцы.
— Да, там были наши лучший джигиты, — как бы подтверждая мысли Андрея, сказал Мундован. — Жалко была терять их. Но война есть кровь и смерть тоже.
— Согласен. Воевали вы неплохо, — заметил Андрей. — Но Коран запрещает вам убивать людей. Ислам же — мирная религия.
— А Библия разве разрешайт? — возразил Мундован. — И ты не совсем правильно думать, старлей. — В учении Пророка два части. Малый джихад — это вооруженный борьба, а вот Великий главный джихад — мирный работа. Вы сами заставили нас оружие в руки брать. Разве не так?
Сухолитков хотел возразить. Боевые действия в Чечне начали между собой сами же чеченцы. Между ними, разными кланами, началась борьба за власть, и лишь потом в нее были втянуты федеральные войска. А теперь и вовсе воюют только специальные части. Конечно, при поддержке артиллерии и авиации, потому что чеченцам доставляется из-за рубежа самое современное вооружение, нередко большой разрушительной силы. Однако он вспомнил и другое: началу всей этой «кутерьме» в Ичкерии способствовали в немалой степени наши же богатенькие власть имущие вроде Березовского. Так что нечего пенять на зеркало, коли рожа кривая. Поэтому возражать не стал.
— Конечно, — продолжал между тем Муса; ему, очевидно, хотелось выговориться, — у ваххабитов есть более воинствующий учение: накшебенский и кадарийский суфизм. Оно не допускает никакой послаблений неверным. И это тоже Ислам. Так что, говоря об Аллахе, следует все учитывать.
Главарь бандитов помолчал и неожиданно спросил:
— А ты, старлей, крещеный будешь?
Сухолитков пожал плечами. Он был, конечно, удивлен вопросом, но сразу догадался, к чему клонит Мундован: не захочет ли пленник принять мусульманство?
— Наверное, нет, — ответил Андрей спокойно. — Бабка когда-то в раннем детстве носила меня в церковь, но дед, старый коммунист, считавший себя атеистом, был решительным противником священных ритуалов. Они часто даже ругались по этому поводу. Чем закончился их спор, не знаю. Только больше мы в церковь не ходили.
— Ты хороший боец, — опять-таки доброжелательно проговорил главарь боевиков. — Молодой совсем. Впереди целый жизнь.
— И что вы хотите этим сказать?
— Переходи к нам. Станешь воином Аллаха. А то и командиром.
— Нет уж, благодарю покорно! — усмехнулся Андрей. — Боец я и вправду неплохой вроде. Только клятву на верность Родине давал.
— Значит, тебе не нравится мой предложение? — спросил Мундован.
— А ежели я дам согласие, а потом изменю вам? Как тогда? — не без иронии спросил Сухолитков.
— Ну, за этим присмотреть можно. Да и не позавидовать тебе тогда. Из человека животное будем делать.
— Чем же моя нынешняя участь лучше?
Муса не успел ответить. В шатер заглянул боевик, которого Андрей считал ординарцем главаря, сказал что-то по-чеченски. Мундован нахмурился и встал. Видно, весть была не из приятных, потому как Муса резко сказал что-то злое и направился к выходу, на ходу бросив Сухолиткову:
— Три дня, старлей! Заканчивать обязательно вся работа! Больше дать не могу! Вы будете все делать или…