— Кто предатель? — спросил он.
Муса усмехнулся и ответил:
— Разведка хорошо работать надо. Тогда врасплох не застанет тебя противник. — Помолчав, неожиданно сказал: — А ведь мы с тобой, старлей, уже встречался. По разные стороны, конечно.
— И где же? Что-то я не припомню.
— Ты же участвовал в штурме ваххабитских сел Чабанмахи и Убдент. Так ведь? И я там участвовал. Как раз в то время.
Скрывать не имело смысла. Сухолитков действительно был в числе штурмующих эти населенные пункты.
— А мы вас там здорово трепал, как говорят русские, — дребезжаще засмеялся Мундован. — Хороший оборона строил.
Муса был прав. Боевики в тех местах действительно укрепились здорово, понастроили дзотов, укрытых огневых точек. И прорвать их позицию было нелегко. Немало хороших ребят полегло там. Тем более что на стороне боевиков дрались хорошо обученные и, надо отдать дань справедливости, не трусливые бойцы.
— Да, там были наши лучший джигиты, — как бы подтверждая мысли Андрея, сказал Мундован. — Жалко была терять их. Но война есть кровь и смерть тоже.
— Согласен. Воевали вы неплохо, — заметил Андрей. — Но Коран запрещает вам убивать людей. Ислам же — мирная религия.
— А Библия разве разрешайт? — возразил Мундован. — И ты не совсем правильно думать, старлей. — В учении Пророка два части. Малый джихад — это вооруженный борьба, а вот Великий главный джихад — мирный работа. Вы сами заставили нас оружие в руки брать. Разве не так?
Сухолитков хотел возразить. Боевые действия в Чечне начали между собой сами же чеченцы. Между ними, разными кланами, началась борьба за власть, и лишь потом в нее были втянуты федеральные войска. А теперь и вовсе воюют только специальные части. Конечно, при поддержке артиллерии и авиации, потому что чеченцам доставляется из-за рубежа самое современное вооружение, нередко большой разрушительной силы. Однако он вспомнил и другое: началу всей этой «кутерьме» в Ичкерии способствовали в немалой степени наши же богатенькие власть имущие вроде Березовского. Так что нечего пенять на зеркало, коли рожа кривая. Поэтому возражать не стал.
— Конечно, — продолжал между тем Муса; ему, очевидно, хотелось выговориться, — у ваххабитов есть более воинствующий учение: накшебенский и кадарийский суфизм. Оно не допускает никакой послаблений неверным. И это тоже Ислам. Так что, говоря об Аллахе, следует все учитывать.
Главарь бандитов помолчал и неожиданно спросил:
— А ты, старлей, крещеный будешь?
Сухолитков пожал плечами. Он был, конечно, удивлен вопросом, но сразу догадался, к чему клонит Мундован: не захочет ли пленник принять мусульманство?
— Наверное, нет, — ответил Андрей спокойно. — Бабка когда-то в раннем детстве носила меня в церковь, но дед, старый коммунист, считавший себя атеистом, был решительным противником священных ритуалов. Они часто даже ругались по этому поводу. Чем закончился их спор, не знаю. Только больше мы в церковь не ходили.
— Ты хороший боец, — опять-таки доброжелательно проговорил главарь боевиков. — Молодой совсем. Впереди целый жизнь.
— И что вы хотите этим сказать?
— Переходи к нам. Станешь воином Аллаха. А то и командиром.
— Нет уж, благодарю покорно! — усмехнулся Андрей. — Боец я и вправду неплохой вроде. Только клятву на верность Родине давал.
— Значит, тебе не нравится мой предложение? — спросил Мундован.
— А ежели я дам согласие, а потом изменю вам? Как тогда? — не без иронии спросил Сухолитков.
— Ну, за этим присмотреть можно. Да и не позавидовать тебе тогда. Из человека животное будем делать.
— Чем же моя нынешняя участь лучше?
Муса не успел ответить. В шатер заглянул боевик, которого Андрей считал ординарцем главаря, сказал что-то по-чеченски. Мундован нахмурился и встал. Видно, весть была не из приятных, потому как Муса резко сказал что-то злое и направился к выходу, на ходу бросив Сухолиткову:
— Три дня, старлей! Заканчивать обязательно вся работа! Больше дать не могу! Вы будете все делать или…
Он не договорил. Но намек был слишком явный, чтобы не понять, какая участь их ожидает в случае невыполнения работы.
В шатер заглянули конвоиры Андрея, и один из них махнул ему рукой: пошли, мол, свиданка закончена, теперь вкалывать до седьмого пота надо. Сухолитков покорно последовал за своими надзирателями.
«Итак, три дня мы выиграли, — подумал Андрей. — Что можно сделать за такой короткий срок? Тем более что боевики после нашего неудачного побега теперь насторожены. Они все сделают для того, чтобы мы не попытались сбежать вновь». Андрей не видел выхода, и это приводило его в отчаяние. Погибнуть вот так по-дурацки, помогая врагу построить склад… Нет, этого нельзя было допустить! Но что можно предпринять?
Вернувшись в пещеру и взяв в руки лопату, Сухолитков продолжал мучительно размышлять над этим проклятым вопросом. Он тщательно анализировал свою новую встречу с Мусой. Все вроде было как обычно: обильно уставленный яствами стол и даже почти дружелюбная беседа. Но все же что-то тревожило Андрея. Только он не мог понять, что же именно.
Сухолитков знал о происхождении Мундована. Он был из древнего большого рода. Получил где-то — вероятно за границей — неплохое образование. Наверняка окончил медресе. И разумеется, обладал неограниченной властью, мог казнить и миловать кого угодно. Но предпочитал первое, потому что по натуре был жесток и кровожаден. Дисциплину в своем отряде он поддерживал палочными методами. Сухолитков видел, как наказывали плетьми провинившегося в чем-то рядового боевика.
— Ты что такой хмурый, командир? — спросил Андрея Воробейчик, работавший с ним в паре во время переноса грунта на носилках.
— С чего это ты взял? — насупился Сухолитков.
— По лицу вижу.
— А ты что, уже физиогномистом стал? — невесело улыбнулся Сухолитков.
— Да у тебя ж на вывеске все отражается: и о чем думаешь, и как настроен, — отозвался никогда не лезший за словом в карман его верный замкомвзвода. — Зачем тебя Муса-то звал? О чем беседовали?
— Срок для работы добавил — три дня.
— Негусто. Но с чего это он таким покладистым стал? Видно, очень нужен «чехам» этот складок. Значит, будут через четыре денечка красоваться наши бедные головушки на колышках…
— По всей вероятности, так и задумано.
— Неужели мы это им позволим, командир? Нужно непременно что-то предпринять. Лучше уж погибнуть в схватке, хоть чем-то отомстить «абрекам» за все наши мучения.
— Думаю об этом.
— Мысли скорее. Мало уж осталось времени у нас, — посмурнел Воробейчик.
— А у тебя есть какое-либо предложение? — спросил Сухолитков.
Старший сержант пожал плечами.
— Вариантов особых нет. Разве что еще раз попытаться убежать. Только на сей раз днем, при всем честном народе. Помирать, так с музыкой!
Свистнула плеть, пройдясь Воробейчику по плечу. Это означало предупреждение надсмотрщика: работать, не болтать. Замкомвзвода вздрогнул от удара, но не издал ни звука. Он выносил молча и не такое. И только когда подошли к обрыву, куда ссыпали грунт, шепнул:
— Быстрее!.. Быстрее думай, командир! Не упусти время!
В распоряжении пленных оставалось сорок восемь часов. Все прекрасно понимали: уложатся ли они в отведенное время или нет — участь их ждет одна. На сей раз главарь боевиков не изменит своего решения, ибо это может подорвать его авторитет, которым он, по-видимому, очень дорожил. Слово Мусы было в банде законом, его боялись все.
Андрей уже знал, что всех его подчиненных поодиночке водили на допрос к Мундовану. Им задавался тот же вопрос, что и ему: не желают ли они послужить делу Аллаха? Бойцы, по-видимому, отказались — так они говорили. Да это и было видно: назад их пригоняли ударами хлыста. И все же кто-то из них лукавил. Это лишний раз показала та роковая ночь, когда попытка побега закончилась провалом и казнью одного из них. Однако тот подонок, который выдавал их, так искусно маскировался, что распознать его Сухолитков не мог. Поэтому он чувствовал себя, как никогда в жизни, бессильным.