Я положил свою ладонь на его руку.
— Обещаю.
— Хорошо.
Какое-то время он молча глядел в пол, затем кивнул.
— Твои братья — отличные парни, но ты их во многом превосходишь. Вместе с их масками я дал своим старшим сыновьям множество советов по поводу предстоявшего им Лунного месяца. Тебе же я не могу сказать ничего такого, чего бы ты еще не знал. Для кого-то Лунный месяц — повод измениться в лучшую сторону, для кого-то — шанс начать все заново. А для тебя это лишь продолжение роста из ребенка в мужчину, которым ты хочешь стать.
Он поднялся и выпрямился, взглянул на меня.
— Знаешь, Таррант, у меня нет любимчиков. Все вы, мои дети, мне одинаково дороги, но вот что я тебе скажу: если бы я заблудился в лесу в лютый зимний мороз, я уверен, что один из вас нашел бы и спас меня — ты! Остальные пытались бы, но только тебе удалось бы это сделать. Любой ценой — ты бы спас меня! Поэтому, и по многим другим причинам, я горжусь тобой!
В этот момент я тоже гордился собой. От волнения к моему горлу словно подступил комок, и я не мог ничего сказать. Я лишь улыбнулся отцу, и он кивнул мне в ответ.
— Пойдем, мой мальчик, теперь я представлю тебя семье.
Он открыл передо мной дверь, и мы прошли в коридор, ведущий в комнаты верхнего этажа дома. Здесь нас уже ожидали мама и братья. Я лишь взглянул на них. Они, в свою очередь, как и подобает по старинному обычаю, сделали вид, будто встретились со мной впервые и даже не подозревали никогда о моем существовании.
Я спускался по лестнице впереди отца, затем уступил ему дорогу. Он прочистил горло, я улыбнулся.
— В пятнадцатый день Золотого месяца разрешите мне представить вам нового Хокинса. Его имя — Таррант.
Я слегка склонил голову в знак приветствия.
— Весьма рад познакомиться с вами.
Мой старший брат Доук протянул мне руку и промолвил с наигранной серьезностью в голосе:
— Доук Хокинс, капитан приграничного эскадрона, к вашим услугам.
— А я Саллит Хокинс, лейтенант разведывательного эскадрона.
Произнеся это, Саллит смахнул со лба прядь рыжих волос и пожал мне руку.
— Таррант, говорите? Знавал я когда-то Тарранта Хокинса. Он приходился мне братом.
Мама осадила его:
— Прекрати, Сал! Польщена встречей с вами, Таррант.
— Взаимно.
Я взял нежную руку мамы в свою и поцеловал. Мама вдруг резко отвернулась, спрятав от меня свое лицо. Лучи восходящего солнца, струящиеся сквозь окно, освещали ее каштановые волосы. В них мерцали серебром седые нити. Я уже давно приметил эти серебристые прядки и даже подшучивал по этому поводу над мамой. Но теперь, смотря на них через прорези своей лунной маски, я впервые ощутил холод страха перед смертью. Отец и мать навечно были частью моей жизни — или, точнее, я был частью их жизни до этого дня. Теперь мне предстояло идти по своей собственной тропе, которая могла увести меня далеко от родного дома и от моих родителей. Словно семя, оброненное цветком, я должен был теперь сам прорасти и расцвести — или погибнуть.
Мама указала мне на грубо сколоченный стол, стоявший возле кухонного очага.
— Добро пожаловать в наш дом, Таррант. Пожалуйста, присоединяйтесь.
Я прошел в кухню и занял за столом место гостя. На столе были буханка хлеба, зеленое яблоко, крошечная плошка с солью, маленькая головка сыра и кувшин эля. Стояли также пустые кубки и тарелки еще для четверых. Сначала сел я, за мной все остальные, и глаза каждого при этом светились радостью.
Я взял яблоко и отрезал небольшой кусочек. Поскольку яблочный сезон еще не начался, оно было недозрелым и кислым. Но я, тем не менее, с удовольствием ел эту первую после моего рождения (или, точнее, перерождения) твердую пищу. Я прожевал, а затем проглотил один кусочек, потом разрезал на четыре части оставшееся яблоко и роздал семье.
То же самое я проделал с хлебом и сыром. В каждый кубок я налил немного эля и бросил по щепотке соли. Подняв свой кубок, я произнес традиционный лунный тост.
— За этот дом, чтоб был он, как твердыня, и за узы крови, чтобы они сплотили семью!
Выпив, мы с торжественным видом поставили на стол кубки. Секунду все молчали, лишь дрова потрескивали в очаге. Но вот оба моих брата усмехнулись в один голос, и Доук потянулся за кувшином с элем.
— Ну что, братишка, готов ли ты к испытаниям Лунного месяца? Не страшишься ли грядущих приключений?
— Страшусь ли? Нет.
Я улыбнулся и почувствовал, как моя щека упирается в маску.
— А чего мне бояться?
Братья засмеялись снова, и на этот раз к ним присоединился и отец. Мама с укором посмотрела сначала на него, потом на братьев. Смех отца плавно перешел в какое-то невнятное бормотание и закончился кашлем. Он протянул кубок Саллиту.
— Вам, наверное, хочется поддразнить его сейчас своими вопросами, рассказать ему множество страшных историй. Вы уже, конечно, взрослые и немало повидали в своей жизни.
Отец поднес кубок ко рту и потянул пену.
— Не забывайте, однако, о том, что во время вашего Лунного месяца Таррант проявил к вам обоим необычайное понимание и оказывал вам всевозможное уважение.
Помню, как одергивал меня отец, когда наступил Лунный месяц Доука. Тогда я был еще мальчишкой, на десять лет младше брата, и отец предупредил меня, чтобы я не докучал Доуку какими бы то ни было просьбами или вопросами:
— Он твой брат, вот и все. Ты должен оставить его в покое и ни о чем его не спрашивать. Понял?
Я сказал, что все понял, хотя на самом деле не понял ровным счетом ничего. Тем не менее, все свои вопросы я старался держать при себе. И сейчас, за столом, мне вдруг вспомнилось, как я увидел Доука с синяком под глазом — таким огромным, что его даже было видно из-под маски, а белок глаза затек кровью. Помню я, и как Саллит двумя годами позже хромал добрую половину своего Лунного месяца. Это его очень расстраивало, поскольку в таком состоянии Сал не мог принимать участия в танцевальных вечерах.
Безусловно, эти воспоминания заставляли призадуматься о том, что в ближайшее время ожидает меня самого. Мне были известны лишь результаты Лунного месяца обоих моих братьев, но по-прежнему оставалось тайной, через что они прошли за это время. Я, конечно, имею в виду не празднества и застолья — уж про это-то каждый знает. Будучи ребенком, я не мог на них присутствовать, зато наблюдал, как к ним готовятся. А вот своих братьев в это время я видел крайне редко.
Все известные мне рассказы о том, что восемнадцатилетний человек делает в пору Лунного месяца, я слышал от купцов или лавочников. Была, например, история о девушке, которую заперли в комнате наедине с веретеном и огромным ворохом шерсти. Целый месяц бедняжка пряла пряжу. Ходили слухи о сыне пекаря, который сутки напролет выпекал хлеб. Понятно, что такие истории не слишком-то обнадеживали. Да я, в общем-то, и не верил в эти байки, поэтому не придавал им особого значения. Меня все же немного пугало это чувство неизвестности, от которого сжималось все внутри.
Доук лукаво улыбнулся мне, будто заметил, что его вопрос заставил меня задуматься. Он дружески потрепал меня по шее своей большущей рукой.
— Не волнуйся, Таррант. С тобой не произойдет ничего такого, через что до тебя не проходили другие. Они выжили, и ты выживешь.
— Выживу? Этого мне мало.
— Все так говорят, — улыбнулся мне отец, — а между тем сначала надо выжить. Помни об этом, и ты всегда будешь на шаг впереди остальных. Будь собой, и тогда ты не оставишь им шанса обойти тебя.
Глава 2
В Вальсине, как в любом другом городе Ориозы, в канун летнего солнцестояния городские власти устраивали торжество. Кроме того, самые различные гильдии и религиозные братства проводили свои собственные праздники. На пиршество же, устраиваемое властями города, можно было попасть лишь по специальному приглашению. На него приходили дети из благородных семей, несколько представителей процветающих гильдий и с десяток счастливчиков, выбранных жребием. Однако тогда я еще не понимал, что этих «счастливчиков» приглашали потехи ради. Хозяев торжества забавляло присутствие простолюдинов, для которых, как считалось, эта ночь была самым ярким событием в их незатейливой жизни. Я же, пребывая в состоянии чрезвычайного, восторга, совершенно не замечал жестокой сути происходящего.