Возможно, тогда я сам поверил в свою исключительность. Поневоле станешь скромным в обществе таких героев, но легкость, с которой меня приняли, заставила меня поверить, что я заслуживаю места среди них. Я на самом деле верил, что сыграю решающую роль в охоте за Кайтрин, хотя и представить тогда не мог, что со мной впоследствии так коварно поступят. Не буду говорить, что ни разу не пожалел, что не поехал с Августом, но все же я считаю правильным решение, принятое мной у того костра, несмотря на то, как все в конце концов обернулось.
На следующее утро мы все прощались под аккомпанемент веселых восклицаний и сердечных пожеланий. В то утро, как я полагаю, прозвучало не менее тысячи обещаний добыть локоны Кайтрин и в два раза больше — пронзить мечом ее сердце. Я уверен, большинство провожающих считало, что мы едем за славой и почестями, но вряд ли, думаю, хоть горстка из них поехала бы с нами, если бы им предложили.
Через три дня мы добрались до перевала. Эти дни прошли без приключений, падал легкий снежок, и пейзаж был так хорош, что можно было забыть, по какому делу мы едем. Вместе со снегом пришла тишина, и каждый перелесок на пути казался мирным храмом. Я позволил себе вспоминать все хорошее, что было у меня в прошлом, и мечтать о таком же будущем, в котором видел рядом с собой Сит. В такие минуты я не сомневался в своей способности выжить и, как это ни глупо, почему-то не сомневался, что если выживу я, то и все остальные тоже.
Из-за снега мы не так спешили, как могли бы. Я привык к зимам в Ориозе и видел снег не впервые, но Други и Арен научили меня тонкостям выживания на холодном севере. Особых сложностей в этом не было, например, не следовало разжигать костер под усыпанными снегом ветвями дерева, потому что снег от тепла растает, начнет стекать в костер и погасит его. Они же научили меня читать следы на снегу, и мы все радовались, что следов темериксов нам не встретилось, так что я их так и не изучил.
Но были и вещи посерьезнее. При растапливании снега, чтобы добыть воду, его надо размешивать, иначе можно обжечься. И еще важнее — мы никогда не ели снег и пили по возможности только чай или нагретую воду. Для этого мы держали бурдюки с водой под плащом, согревая воду своим телом. От холодной воды замерзнешь, а в наших условиях можно было даже умереть.
Ночами мы спали по двое в палатках, согревая друг друга под теплыми одеялами и шкурами. Други показал нам, как делать укрытия из снега, и мы часто выстраивали стенку из снега с наветренной стороны палатки. Мы с Сит ночевали вместе. Мы были не столько любовники, сколько близкие товарищи. Хоть мы лежали обнявшись, плотно прижавшись друг к другу обнаженными телами, но не соединялись. В этом не было необходимости — мы принадлежали друг другу, и этого было более чем достаточно. Мы спали в объятиях друг друга, просыпались и от души приветствовали друг друга, а потом присоединялись к нашим спутникам и продолжали путешествие.
На третий день, в полдень, когда мы взобрались на гребень холма, лорд Норрингтон объявил привал. Небо прояснилось, и перед нами, едва ли в половине дня езды, виднелся перевал. Снег скрывал его крутые откосы, но все равно создавалось впечатление, будто горы разрублены гигантским топором. Перевал утопал в снегу, и, несмотря на хорошую видимость, не было никаких следов Кайтрин.
— Или она уже его проскочила, или укрылась в нем. — Други откусил кусочек сушеного мяса и затолкал его языком за щеку. Оставшимся куском он указал на перевал: — Может, попала под лавину.
Дыхание лорда Норрингтона белым облачком вылетало из-под его зеленого шерстяного шарфа.
— Да это и неважно, главное, что она не повернула назад. Вопрос в том, сможем ли мы проскочить?
Арен Асвальджет откинул свой капюшон, сделанный из волчьей головы, и посмотрел на север:
— Лавина могла ее пропустить, но нас застигнет. Видите, вон на востоке ветер наносит снежные вихри на уступы скал? Они обрушатся, и нас никогда не отыщут.
Други согласно кивнул.
Лорд Норрингтон тронул поводья, объехал нас:
— Фариа-Це, восточная часть перевала сложена из гор, которые являются частью Борагула, так?
Крошечная урЗрети кивнула:
— Из-за похолодания урЗрети давным-давно ушли на юг. Бросили Борагул.
— Совсем бросили? Никого там не осталось?
Други покачал головой:
— Но в этих горах я сам видел следы — кто-то тут живет.
Фариа-Це подняла руку:
— Я имела в виду, что ушли на юг те, кто был достаточно смел. Остались лишь слабые, незначительные личности. Не знаю, может, они вымерли.
— Через Борагул пройти можно? — Лорд Норрингтон похлопал своего коня по шее. — А не могла Кайтрин вернуться на север через Борагул или через Борагул прислать подкрепления на юг?
УрЗрети откинулась в седле, подняв левую ногу и положив голень на холку коня.
— Через Борагул пути есть, если они не разрушились от времени. Я предполагаю, что мы даже можем найти вход. А могла ли Кайтрин воспользоваться Борагулом, не имею представления. — Она помолчала, потом пустилась в объяснения: — Вы, люди, считаете, что урЗрети и эльфы — это одно и то же. Я вам признаюсь, что и мне люди часто кажутся все на одно лицо. Но ведь вы все — разные народы, и у вас разные обычаи. Вас ведь не удивит, если некто из Вальсогона ничего не знает об Ориозе? И у нас так же. Я лично из Цагула. Мы гордимся тем, что вторглись на юг дальше всех. А те, кто остался, — те нас не интересуют.
— Понял и ничуть вас за это не осуждаю. — Лорд Норрингтон развел руками. — Значит, принимаем одно из решений: сейчас разворачиваемся назад или идем вперед и ищем вход в Борагул. Посмотрим, можно ли отсюда пройти на север, и если там еще живут какие-то урЗрети, мы узнаем, что им известно о перемещениях Кайтрин. Я за то, чтобы поспешить, но подчинюсь решению большинства.
Никто не возражал, и мы под руководством Фариа-Це Кимп двинулись вперед, навстречу судьбе, которая могла привести к гибели нас всех.
Глава 41
Вслед за Фариа-Це мы целый час шли на восток, а потом на север к Борагулу, вдоль берегов потока, журчавшего под снегом и льдом. Перед нами лежал глубокий, узкий каньон, южная стена которого освещалась солнцем. Оседающий в каньоне снег таял и питал ручей, вдоль которого мы ехали. С наступлением ночи мы оказались у входа в каньон.
— Надо тут остановиться, — урЗрети обернулась и подняла руку. — Сейчас дальше не проедем.
Други стащил с головы свой серый шарф и сплюнул:
— Да тут нет никакого входа. Я тут уже бывал, но никакого тут входа не видел.
— Что меня вовсе не удивляет, — Фариа-Це перебросила мне свои поводья и сняла сапоги. Не успели мы спросить ее, что она делает, как ее ступни приняли форму широкой лопасти, а ноги удлинились настолько, что ей не надо было спрыгивать с коня. Она стояла на снегу и не проваливалась. По скрипящему под ногами снегу она подошла к вертикально стоящему камню на западной стороне входа в каньон, дотронулась до него, потом перешла на другую сторону входа, с восточной стороны, и там тоже дотронулась до такого же камня. Потом вернулась в центр каньона и поманила нас.
Я не замечал ничего особенного, пока не дошел до линии, соединяющей эти два камня. Когда я пересекал эту линию, меня ослепил свет, как если бы заходящее солнце снова взошло и у меня наступила снежная слепота. Я почувствовал, как у меня сжалось все внутри, и ощутил вкус своего завтрака, но загнал его назад в желудок. Оглядевшись, я увидел тот же самый каньон, что и раньше, но сзади, где-то внизу, он сворачивал на запад.
Фариа-Це забрала у меня поводья и повела своего коня под уздцы:
— Теперь недалеко.
Други оглянулся и чуть не свалился с седла:
— Надо же, ведь бывал здесь, но этого не видел. УрЗрети глянула на него:
— Други Олдач, тебе и не положено было этого видеть. Ни человеку, ни эльфу. Это только для глаз урЗрети.