Да, ему плохо. Это отвратительно — чувствовать себя раз менной фигурой в большой игре.
— Куда мы едем? — выдавливает Шадрин.
— За город, в одно тихое место, — отвечает Иванов.
— А не проще было избавиться от меня здесь?
— Не болтай ерунды.
— Меня уже ищут?
— Вряд ли. Шадрин Юрий Павлович погиб смертью храбрых… Не вернулся с последнего задания.
— И кого же тогда полковник встречал на Воробьевых горах?
— Разве он кого-то встречал? — Скупая улыбка Иванова отражается в зеркальце. — Сегодня утром Марченко умер от сердечного приступа.
— И кто этому поверит?
— Тело будет найдено в кабинете — приблизительно через час. А еще раньше обнаружится, что трое оперативников, геройски преследуя бандитов, погибли в дорожно-транспортном происшествии.
— Вы хорошо подготовились.
— Хорошая подготовка — половина успеха. Ты ведь помнишь, чему я тебя учил…
— Да, помню, — хрипло бормочет Шадрин и закрывает глаза. В груди опять стало больно — наверное, растрясло от быстрой езды. А еще муторно на душе — так муторно, что не хочется никого видеть. Лена касается его руки, и он отдергивает пальцы.
— Прости, — долетает ее шепот.
— Она должна была стрелять, — сухо говорит майор. — Тем более что имелись сомнения — вдруг это уже не ты…
— А тогда, перед заброской… тоже были сомнения?
— Нет. Просто нельзя было по-другому. Чужие мозги они читают будто книги. Ты ведь и сам знаешь…
— Меня швырнули как наживку? Все задание не стоило ломаного гроша?
— Зачем так категорично? — Иванов пожимает плечами. — Борман — интересный материал. Если бы выгорело — тоже хорошо.
За стеклом проносились дома московской окраины. Город оживал в утреннем сиянии. Люди спешили на работу, набивались в переполненные трамваи, выстраивались в очереди у булочных. Здесь, вдали от линии фронта, жизнь катилась почти мирной колеей.
Но теперь Юрию чудилось, что вся эта безмятежность — будто готовая лопнуть струна. Да, тут уже не взрывались бомбы. Но над судьбами миллионов повисла тень. Густая, непроглядная… И значит, мечты о будущем рассыпались, как витрины берлинских универмагов — хрупкими, бесполезными осколками…
Он покосился на резкий профиль майора.
«Почему не задает вопросы? Бережет меня после ранения? Или и так все знает?»
Иванов будто ощутил его мысли. Подмигнул в зеркальце:
— Чего смурной? Терпи, скоро доберемся… Там такие места! Ближайшие недели отдохнешь лучше, чем в санатории…
— А потом?
— Суп с котом! Я знаю, тебе досталось. Но ты не мимоза, а советский офицер…
— А Марченко — тоже советский офицер?
— Да, был. И между прочим, Красную Звезду ему дали не зря. — Хмурая складка пролегла на лбу Иванова.
Повисло молчание. Но Шадрин ждал и оказался прав.
— Когда-то он был моим другом, Юра. Настоящим, вместе с которым в огонь и воду… Еще с двадцатых годов — тогда в ОПТУ был создан особый отдел… — Майор смерил лейтенанта быстрым взглядом — словно оценивая, созрел ли тот для важного разговора.
— Значит, все с тех пор тянется… — выдавил Шадрин.
— Слыхал об экспедиции Рериха? Безумный старик искал Шамбалу и ни хрена не нашел. Такова официальная версия. А правда… Лишь несколько человек ее знали.
— Вы участвовали в экспедиции?
— Официально — нет. Но мы там работали и решали задачи, ради которых все и затевалось.
— Обнаружили путь в обиталище Махатм?
— Не люблю красивых слов, — поморщился Иванов. — Мне плевать, кем они себя называют. Тем более что раньше звались иначе. В Европе мода на индийский колорит. А поменяется мода — придумают другое…
— Но ведь они оттуда? Я сам видел — на европейцев не похожи…
— Кроме Тибета, есть еще пара мест. Не важно, кем они хотят казаться. Важно, ради чего. Они владеют Силой — большой, удивительной…
— Я знаю.
— Тогда у меня тоже переворачивались мозги от таких открытий — не меньше, чем у тебя. А Марченко — он был способный парень. Очень способный. Нам чуть-чуть приоткрыли дверь, и Влад многого достиг — большего, чем я. Мы были молодые. И не думали о том, что Большая Сила — большой соблазн…
— Марченко перешел на их сторону?
— Тут сложнее… Поначалу у нас были великолепные отношения с Учителями…
— «Тибетец» мне рассказал.
Майор усмехнулся:
— Понятно. Значит, мне тоже пора кое-что рассказать… Представь себе партийного деятеля. Нормального здорового мужика, отдыхающего где-нибудь в Крыму. Там к нему случайно подходят двое незнакомцев. Завязывается невинная беседа… И все.
— Что — все?
— Внешне он не поменялся. Он совсем не похож на зомби — наоборот, пышет здоровьем и интеллектом. Но когда кто-то даст приказ — он без колебаний его исполнит. Например, прыгнет в окно с седьмого этажа. Или убьет из именного револьвера своих жену и ребенка. А может случиться еще хуже…
— Хуже?
— Да. Потому что этот человек занимает важный государственный пост. И в час «X» он примет решение, гибельное для страны, — то самое, которое ему продиктовал кто-то.
Юрий молчал.
Иванов прищурился. Его голос задрожал от глухой ярости:
— А теперь представь, что таких «измененных» — тысячи. И все они занимают немаленькие партийные и государственные должности…
— Так есть?
— Так было. Когда Верховный понял, что к чему, мы нанесли ответный удар.
— В тридцать седьмом?
Иванов молча кивнул.
В салоне повисла тишина. Когда майор опять заговорил, морщинки у его глаз стали глубокими до черноты:
— Ежовщина была прикрытием. Мы уничтожили людей
Махатм, вычистили много других отбросов… Только невинных погибло еще больше. Когда гигантский маховик раскручивается, его трудно остановить. Тем более что о реальной подоплеке знали лишь двенадцать человек, включая Верховного.
— А Марченко… он что, был против?
— Мы все были против, — вздохнул майор. — Но иных путей не осталось. Все зашло слишком далеко… Это как болезнь. Только болеет государство. И вместо вирусов — люди с измененным сознанием.
— Влад стал таким же?
— Нет. — Усмешка прочертила худое лицо Иванова. — Тогда он тоже изменился. Но по-другому. Власть меняет людей.
Шадрин качнул головой:
— Андрей Николаевич, а ведь вы недоговариваете… Марченко не один.
— Что ты имеешь в виду?
— Иначе на хрен эта секретность? Драпаем из Москвы, будто это Берлин…
— Не драпаем. А едем на спецобъект. Но ты прав, Влад — такой не один.
Лейтенант прищурился и, будто колючую ветку, швырнул злую фразу:
— Что, зря раскручивали маховик?
Иванов ответил не сразу. Глянул за окно — туда, где проплывала березовая роща, произнес через силу, будто каждое слово давалось ему с трудом:
— Моего брата расстреляли в тридцать седьмом. Потом реабилитировали. Я не смог его спасти.
Юрий закрыл глаза:
— Простите…
Слишком много дерьмовых открытий за последние дни. Много проклятых тайн, о которых лучше бы не думать… Он нащупал руку Лены и крепко сжал — так, что мог различить биение ее пульса. В Берлине на него камнем давило одиночество. А сейчас… Врагов хватает. Зато есть и друзья…
— Может, ты и прав, — сухо сказал Иванов. — Тогда, в тридцатых, было сделано немало ошибок. Времени было в обрез…
— А сейчас?
— Еще меньше. Только мы умнее… Теперь действуем точечно. И уничтожаем зло в зародыше. — Через зеркало заднего вида майор смерил лейтенанта острым взглядом: — Операция прошла успешно — это главное.
«Они смогли убедить Махатм, что Сталин пойдет на контакт… Заполучили Амулет, и он стал второй наживкой — для полковника и остальных. Большая сила — большой соблазн…»
Юрий вздохнул:
— И со мной — тоже успешно?
— Не все вышло гладко — Марченко что-то ощутил… Попытался сделать из тебя раба Амулета. Но ты хорошо держался, и это его здорово отвлекло.
— А если бы… я держался хуже?