Брай сшиблись с беглецами, остервенело рубили их топорами и кинжалами. Я увидел черные балахоны и высветленные белилами лица. Дэйрдрины. Выхватил шпагу, подгоняя Бабочку шенкелями. Не то, чтобы мне хотелось участвовать в схватке, кровь моя не кипела от боя, а вот сердце, наоборот, екало, однако каждый такой момент помогал мне ассимилироваться в этом мире, проще говоря — я использовал его как терапию, чтобы перестать… бояться.
Из леса вылетали Алые, гнали дэйрдринов на брай, рубили в спины… Бришер был прав: его сотня играючи справилась с двумя сотнями сектантов.
Брай валили дэйрдринов азартно, свирепо, безжалостно, как давних своих заклятых врагов. Брызгало красным. Заман, однако, почти не участвовал в схватке, и я понял, что он пытается охранять меня, слабенького крейна. Конный дэйрдрин ринулся на меня, размахивая палашом. Я парировал глупейше, подставив под удар тяжелого клинка лезвие, а не плоскую часть шпаги. Треск. Дэйрдрин перерубил мой клинок, и я остался с коротким обломком шпаги в руке. Лицо-череп вытянулось, рот открылся в немом вопле, палаш взметнулся… Заман налетел сбоку, обрушил топор на голову дэйрдрина. Еще один дэйрдрин двинулся на меня, но, пока он примеривался ударить палашом, я воткнул ему в глаз обломок шпаги. Конь дэйрдрина понес, а сам он, уже мертвый, бултыхался в седле, запрокинув голову с обломком шпаги к небу…
— Господин… император! — одышливо и, как мне показалось, с укором выкрикнул Заман. Да-да, цыганский барон, я знаю — не нужно лезть в те дела, в которых не шибко смыслишь. Не нужно лезть воевать, если у тебя руки заточены под перо, а не под шпагу.
Вскоре все было кончено. Брай, покинув седла, бродили по полю и деловито приканчивали раненых. Ко мне подскакал Бришер, за ним двое Алых тянули по траве какого-то человека в сером…
— Вот кого нашли, император! Этот гад сжег троих наших… Пришлось его… Он подыхает, но его еще можно допросить! Да, допросить!
Человека отвезли в вагенбург и бросили на траву лицом вверх. Я спрыгнул с лошади и нагнулся, охнув, узнав…
Ревинзер. Старый маг из сподвижников Таренкса Аджи. Его уложили посреди вагенбурга, в сером, словно пошитом из мышиных шкур кафтане справа на уровне груди виднелась окровавленная пузырящаяся от дыхания дыра. Кажется, в Ревинзера саданули копьем. Седая его бороденка слиплась от крови, превратилась в кровавую сосульку. Опытный Бришер поднес к синюшным губам мага фляжку с виски, влил несколько глотков.
Глаза старика распахнулись, в них — постепенно — появилось осмысленное выражение. Он увидел меня, узнал и содрогнулся.
— Ты слышишь меня, Ревинзер? — позвал я.
Он заперхал, на губах вздулись мелкие кровавые пузыри.
— Ты… Ты новый император…
— Я твой император! Я — император Санкструма.
Он замотал головой.
— Не мой… Варвест грядет…
— Ты с дэйрдринами, Ревинзер! Значит, ты можешь знать, кто — прозрец? Так кто он???
Веки с малиновыми набухшими венами закрылись. На губах появилось нечто похожее на улыбку превосходства. Да, он знал, он определенно знал имя прозреца!
— Кто прозрец, Ревинзер? Кто прозрец?
— Дурак. Глупец. Глупец и дурак!
Я молчал, ждал, борясь с желанием парой оплеух подстегнуть умирающего. Это желание было новым для меня, обнажившим наработанную в Санкструме жестокость.
— Кто прозрец?
Он распахнул веки, нашарил меня стекленеющим взглядом, на миг в глазах вспыхнул презрительный, насмешливый огонек.
— Таленк… дурень, прозрец — это Таленк! Он всегда… всем управлял… он дергал за все ниточки… шантажировал… Даже там, под Лесом Костей, когда Аджи тебя поймал, Таленк стоял за портьерой… Он всеми нами управлял… Глупец ты, глупец. Он подсылал убийц. Он делал так, что мы плясали, как марионетки. Он делал ставки в большой игре за трон!
— Он же мертв!
Ревинзер засмеялся сквозь подступившую агонию.
— Он заигрался в прозреца… Он наплодил двойников… Мы убили его наконец… Как возжелали Сакран и Армад… и заменили… Другим прозрецом.
— Кем? — Я начал трясти умирающего за хилые плечи. — Кем, Ревинзер?
Он молчал. Бришер насильно влил в рот умирающего еще виски.
— Где будут короновать Варвеста? — спросил глухо. Шутейник повторил его вопрос, и таки влепил Ревинзеру пару оплеух.
Губы Ревинзера разошлись, хотя тело уже содрогалось в спазмах агонии.