— Всего лишь? Не на котенка, которого хочется взять на колени и приласкать?
— Котенок неизбежно становится котом. А коты — хищные твари. Мне нравится, что у тебя нет клыков. Ты их уже где-то потерял.
Она уже смотрела не на меня, а куда-то мимо, в окно, на затянутый пеленой смога вечерний город. Я отдал бы многое, чтобы узнать, что это за фраза, которая сейчас рождается в ее голове, но так и не будет произнесена.
Она вздохнула.
— Закажи мне еще коктейль, — произнесла она, снова возвращаясь ко мне.
Я подозвал официанта. И пока я шептался с ним, делая заказ, Митци успела обменяться улыбками по крайней мере с десятком высоких администраторов.
— Извини, что вмешался в твои отношения с матерью, — сказал я.
Она равнодушно пожала плечами.
— Я позвоню ей. Забудем об этом.
Она повеселела.
— Как идут дела? Мне говорили, у тебя неплохие планы.
Я скромно потупился.
— Пройдет еще какое-то время, прежде чем можно будет что-то сказать наверняка…
— Все будет отлично, Тенни. Значит, ты и дальше будешь заниматься религией?
— Разумеется. Это довольно интересно. Я решил прослушать еще несколько лекций, нужных мне для соискания ученой степени.
Она кивнула, словно согласилась со мной. Но вдруг спросила:
— А ты не подумывал о политике?
— Политике? — испуганно воскликнул я.
— Ничего конкретного сейчас я предложить не могу, но думаю, что это было бы неплохо, — сказала она задумчиво.
Легкая приятная струйка пробежала по моему позвоночнику. Значит, она все же думает о будущем?
— Почему бы нет, Митци! Я могу хоть сегодня передать религию моему второму помощнику. А сейчас у нас с тобой целый вечер впереди…
Но Митци покачала головой.
— У тебя, Тенни. А у меня масса дел.
Она видела мое лицо, и его выражение, должно быть, огорчило ее. Подождав, когда официант подаст коктейли, она сказала:
— Ты же знаешь, Тенни, сколько у меня теперь забот…
— Я понимаю, Митци.
— Понимаешь ли? — Ее рассеянный взгляд был снова устремлен мимо меня. — Ты знаешь, что я занята делами. Но ты не знаешь, что я также думаю о тебе.
— Надеюсь, твои мысли обо мне хорошие.
— И хорошие и плохие, Тенни, — печально произнесла она. — Да, да. Будь я разумной…
Но она не сказала, что было бы, будь она разумной, а я и без того догадывался и не настаивал. Фраза так и повисла в воздухе.
— За тебя, Тенни, — сказала Митци, подняв свой бокал и пристально рассматривая на свет содержимое, словно лекарство, которое необходимо выпить.
— За нас, — ответил я, подняв свой. То, что было в нем, — это не был коктейль «Мимоза» и даже не кофе по-ирландски, хотя сильно смахивало на него. Под белой шапкой пены скрывалась моя обычная порция Моки-Кока, за которой я тайком послал официанта в свой кабинет.
Утром следующего дня щелчком пальцев я вызвал к себе Диксмейстера. Он тут же появился в дверях, готовый выполнить любое приказание, ждущий, будет ли ему позволено войти и, может быть, даже сесть. Я не доставил ему такого удовольствия.
— Диксмейстер, — сказал я. — Дела с религией налажены, все идет, как по маслу. Я могу хоть сейчас передать все этому, как его там зовут…
Диксмейстер нервно переминался с ноги на ногу.
— Врочеку, мистер Тарб?
— Вот именно. У меня есть пара свободных деньков, чтобы заняться политикой.
Диксмейстер снова помялся.
— Дело в том, мистер Тарб, с тех пор, как ушел мистер Сарме, все перешло ко мне…
— Именно поэтому мы и начнем с тебя, Диксмейстер. Прошу все текущие задания и планы ввести в машину для анализа и к полудню представить мне. Нет, лучше через час… Хотя, пожалуй, займемся-ка прямо сейчас.
— Но… но… — заикаясь, попытался возразить бедняга.
Я знал, что работы ему по крайней мере на полдня. Но меня это мало беспокоило.
— Начинай, Диксмейстер, — милостиво разрешил я и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза. Я испытывал блаженное чувство удовлетворения.
И совсем забыл о Моки-Коке.
Утверждают, что Моки держит человека в постоянном возбуждении, что пагубно влияет на принятие решений. Не то чтобы человек не мог их принимать. Наоборот, взвинченность и эйфория приводят к тому, что, приняв одно решение, фанат Моки-Кока на этом может не остановиться. Поток принимаемых им решений может сбить с толку любого нормального исполнителя и вызвать неизбежную вспышку гнева у отдающего приказания. Очевидно Диксмейстер этого и опасался, ибо знал, каким резким я бываю с ним. Но я об этом не думал. Я допускал, что такое может случиться, но за себя я не боялся. Когда-нибудь, возможно лет через десять или пять, на худой конец, но все это в будущем. Зачем тревожиться сейчас, я ведь собираюсь завязать. При первой же возможности. А пока я развил бурную деятельность. Даже Диксмейстер должен был признать это. Мне понадобилось всего два дня, чтобы просмотреть все приготовленные им материалы. В тихом отделе теперь дым стоял коромыслом.