Об использовании этого продукта Александр Розен пишет так: «Был так называемый дрожжевой суп, который не все могли есть, у некоторых он вызывал тяжелые желудочные колики. Одно время его «не рекомендовали», затем он стал неслыханной роскошью. Мама не могла его есть. Ни в декабре, ни даже в январе. А я ел с наслаждением. Горячий и что-то в нем плавает. Что там плавало, я и по сей день не знаю»
Во второй половине января 1942 года в связи с полным восстановлением железнодорожного участка Тихвин-Войбокало и улучшением работы Ладожской ледовой трассы увеличился завоз продовольствия в Ленинград и были повышены нормы на хлеб всем группам населения. По сравнению с январем 1942 года, в феврале нормы выросли на 100 г у рабочих, ИТР и служащих и на 50 г — у иждивенцев и детей до 12 лет. С января была восстановлена прежняя месячная норма снабжения по жирам: рабочим и ИТР — 800 г, служащим — 400, иждивенцам — 200 и детям до 12 лет — 400 г. С февраля были введены также прежние нормы на крупу и макароны: рабочим и ИТР — 2 кг, служащим — 1,5, иждивенцам — 1 кг. Во второй половине февраля и в начале марта установленные нормы всех видов продовольствия стали отовариваться полностью.
В этих условиях многие ленинградцы погибли из-за того, что не могли правильно распределить получаемые продукты на весь срок до следующей выдачи и, съев все в первые же дни, оставались совсем без пищи. Ослабевший организм этого не выдерживал.
Также, как и многие другие блокадники, Монюшко вспоминает о том, как ленинградцы употребляли в пищу столярный клей в плитках (предварительно запаривался в воде около суток, а затем варился до растворения плитки — одна плитка на два-три литра воды). Чтобы отбить специфический запах, в это варево добавляли сохранившиеся у многих хозяек с довоенных времен специи — лавровый лист, перец. Используя не только мясо, но и жир, соскобленный со шкурки, ели кошек и собак.
После введения карточек некоторое время в магазинах можно было приобрести пачки суррогатного кофе, а иногда даже натуральный кофе в зернах, а также разные специи, в том числе горчичный порошок, сообщает Евгений Монюшко в «блокадной» части своих записок. Делались попытки печь лепешки из горчицы или кофейной гущи — замешивалась кашица, и слепленные из нее «оладьи» жарили прямо на горячей «буржуйке» или на сухой сковородке. Страшно горько, но некоторые ощущение сытости остается.
Приглашенный в качестве почетного гостя 1 мая 1942 года на Кировский завод прямо с позиций снайпер Евгений Николаев так вспоминал об этом событии:
«Подошедшему к столу знаменитому мастеру-орденоносцу под бурные аплодисменты сидящих в зале вручили два ордера на получение с заводского склада полкилограмма олифы и килограмма столярного клея. На мой недоуменный взгляд сосед сказал:
— Не удивляйтесь. Это для нас сейчас самая дорогая премия. Из столярного клея можно ведро холодца сварить — на несколько дней с семьей кормиться хватит. А на олифе можно что-нибудь поджаривать»
Яровчанин Василий Кононов, в дни блокады учащийся ремесленного училища имени Кагановича, затем солдат, участник снятия блокады:
«Какими бы мы голодными ни были, крыс все равно не могли есть, выворачивало. Кошек и собак, каких сумели поймать, съели всех, а с крысами пришлось на хитрости пускаться. Поймаем крысу, забьем, сварим и товарищу, какого с нами не было, говорим: «Кошку сварили, твоя доля». Он, конечно, догадывается, что мы его обманываем, но ест. Так проходило. «Суп» из обоев варили. Их мучным клейстером раньше на стены клеили, так что какой-то съедобный навар получался».
Как могли, подкармливали блокадников фронтовики-ленинградцы, которым помогали и их боевые товарищи. Александр Розен пишет, что каждый раз, возвращаясь с фронта зимой 41-го, он «привозил в Ленинград фунтики, бутылочки и склянки. У многих фронтовиков семьи оставались в Ленинграде. И эти фронтовики копили хлеб, отламывая ежедневно по кусочку, отсыпали в кулечки свой сахар, в пузырьки сливали водку, а некоторые ухитрялись экономить сухой паек: банка консервов шла за два обеда. Был издан приказ, запрещающий экономить свой паек, но приказывать в таком деле невозможно».