Но я отвлеклась. Немцы меня не преследовали - возможно из-за повреждений, а возможно потеряли из-за того, что я при падении самолета пробила нижний слой облачности. Пока движок самолета работал, я пыталась решить вопрос - где именно я сейчас лечу. Может, я удаляюсь от ближайшего жилья все дальше и дальше, и мне необходимо попытаться развернуться и направиться в обратную сторону? Ответа не было. Только гипотезы - за время патрулирования мы несколько раз меняли курс, ветер я учитывала на глаз, ориентиров для привязки не встречалось, ярко-выраженных береговых ориентиров не было. А не ярко выраженные? Для этого лучше начать приближаться к береговой черте.
Вовремя. Израненный "амбарчик" словно бы ждал изменения курса. Почувствовав приближение к берегу, самолет начал хвастаться приобретенными болячками - звук работы двигателя поменялся, стала расти температура масла. Причем, чем больше я приближалась к берегу, тем больше "заболевал" самолет. Я сразу поняла, что никаких маневров мне больше не совершить, и в лучшем случае я смогу более менее удачно сесть, в худшем - расшибусь о скалы. Именно скалы меня все больше волновали - высота их была метров двести-триста, верхняя их часть была затянута хмарой пеленой. Склоны почти отвесные, то есть прибрежной полосы, куда можно выскочить - нет. Плюхаться на воду придется заранее, а потом добираться вплавь - вряд ли надувная лодка уцелела.
Но повезло. Двигатель сдох в от момент, когда я прикидывала расстояние до берега, на котором нужно будет плюхаться на воду. Какое-то время самолет планировал, а я пыталась задрать его нос как можно выше, чтобы при приводнении не превратиться сразу в подводную лодку. А потом был удар от которого хрустнули сосновые шпангоуты и ясеневые стрингеры - в месте приводнения оказалась подводная скала, о которую израненный "амбарчик" и ударился при просадке, какое-то время он скользил по этой скале, покрытой полуметровым слоем воды, а затем начал постепенно погружаться. Так я проехала примерно метров двести, когда то, что осталось от самолета остановилось, фюзеляж был затоплен наполовину, а до берега оставалось метров сто. Хвостовая часть самолета скорость вероятнее всего отвалилась при ударе, ибо она осталась на удалении. Собственно говоря, от морского разведчика осталась покореженная средняя часть фюзеляжа с крыльями и движком. Я выбралась из пилотской кабины наверх, и осмотрелась - Алексей Корзун был мертв его тело с ярко-оранжевым спасательным жилетом не подававшее никаких признаков жизни относило ветром или течением в в сторону моря.
Если он просто был без сознания, то помочь я ему все равно ничем бы не смогла. Хотя вряд ли. Холодная вода приводит в чувства, а он не двигался. Потерял сознание при посадке? Я вытащила из полузатопленной кабины бинокль и осмотрела хвостовую часть более внимательно. Фонарь пулеметной турели был разбит, и на остатках стекла виднелось что-то красное. Тело Алексея плыло лицом вниз - то есть он уже был мертв, и когда он умер - вопрос для особистов, которые будут меня расспрашивать при возвращении. Если я сумею вернуться. А для этого, нужно в первую очередь добраться до берега. В кожаном летном комбинезоне на меху, такое расстояние не проплыть, но без комбинезона будет слишком холодно на берегу. Хотя почему плыть? Дно видно слишком хорошо - похоже, что здесь глубина не больше метра- полутора. Максимум двух. То есть можно добрести до берега, держа одежду над головой, а потом одеться. Еще нужно забрать с собой все необходимое - планшет с картой, сигнальный пистолет с ракетами, парашют. Пистолет "ТТ" и нож всегда были при мне. Да, и еще самолет поджечь. Или не стоит? Утопить радиостанцию, разбитую снарядом немецкой авиапушки, и хватит. Сейчас судя по цвету низа береговых скал отлив - значит, при приливе самолет должно разбить волнами.
Вобщем, я решила нарушить инструкцию, и не поджигать "амбарчик". Я боялась, что этот пожар может привлечь немецкую подлодку. Ну и рассчитывала на то, что отдельные разбитые части самолета прибьет к берегу, и если я тут надолго задержусь, смогу использовать их вместо дров.
Для чего я прихватила с собой парашют? Но это же очевидно! В условиях Заполярья - каждый предмет на вес золота. Точнее - дороже золота! Парашют можно было использовать как импровизированный тент, использовать его стропы для силков, использовать его ткань в качестве белья или перевязочного материала. Выбросить - легче всего, но где потом, в тундре, среди голого гранита найти что-то полезное и необходимое? Говорят, что летчик Мересьев, выбираясь из плена, ел кору с деревьев. А если нет этих самых деревьев?