Часть III – Гомо советикус
Есть один вопрос, связанный с событиями на Утёйе, на который необходимо дать ответ: как один человек, вооружённый полуавтоматическим стрелковым оружием свободно разгуливает по довольно маленькому острову, отстреливая своих жертв, когда численное превосходство было не в его пользу в соотношении примерно 700 к 1? Сам он заявляет, что на него напали лишь однажды за более чем часовую операцию, им оказался человек, которого он попросту оттолкнул и расстрелял на месте. Количество застреленных им левых экстремистов не взволновало меня, сама бойня не взволновала меня, или стала для меня сюрпризом, если уж на то пошло, но сей постыдный факт не даёт мне покоя с самого начала, и по-прежнему тревожит меня.
Моей первой реакцией был конечно же стыд. Как мои соотечественники могут быть столь трусливы и даже беспомощны? Что с ними стало? Я хочу сказать, что любой вменяемый, здоровый и целостный (если можно так выразиться) человек в подобной ситуации по крайней мере попытался бы дать отпор, сбивался бы небольшие группы людей, вооружённых камнями и палками, и попытался бы устроить засаду на убийцу и т.д. Разумеется, несколько нападавших несомненно было бы убито, если бы на него напало несколько человек, но в итоге он был бы повержен и бойня прекратилась бы. Даже с парой огнестрельных ранений можно сражаться, умерев лишь позже от потери крови. Человек не беспомощен, даже будучи тяжело раненным. Достаточно обладать боевым духом и продолжать бой. У вас может быть иное мнение, но я знаю, о чём говорю. Я продолжал сражаться, будучи раненым (с разбитой челюстью) (и одержал победу), и был свидетелем, как то удавалось другим: самый известный из них – Ошет, который прекратил убегать и сопротивлялся даже после того, как ему было нанесено по крайней мере 7 колотых ран, и имея пронзённые лёгкие. Он действовал, будучи загнанным в угол, и тем не менее. Даже те, загнанные в угол на Утёйе, не сопротивлялись, за исключением вышеупомянутого случая. Остальные ничего не предприняли. Некоторые из них прекращали бегство, подчинялись и ждали, когда их застрелят. Иные падали наземь, закрывая свои головы руками. Иные просили о пощаде. Все они были расстреляны г-ном Брейвиком.
Социальный дарвинист во мне аплодирует случившемуся: подобные трусы заслуживают смерти! Тем не менее, я думаю, что понимаю, почему они поступили именно так. Видите ли, я тоже вырос в "социал-демократической" (т.е. марксистской) Норвегии. Итак, позвольте мне рассказать вам об этой ой-какой-блаженной стране Норвегии.
Как почти все норвежцы я впервые столкнулся с истинной Норвегией в детском саду – детской тюрьме с левоэкстремистской феминистской гвардией, внушающей в своих невинных жертв пропаганду лжи и принуждающей детей "делиться" и "быть добрым" по отношению друг к другу. Соперничество было под запретом. "Победы" или даже "проигрыши" были под запретом: все должны были быть всегда равными во всём и вся. Играть в одиночку было запрещено. Ты должен был играть с другими детьми (в общине) и петь весёлые экстремистские песни с фанатичными "надзирателями". Отважные дети – а я был одним из них – избегали этого, пытались укрыться от "надзирателей" на детской площадке и даже пытались сбежать из детского сада. Мне было всего три года, когда я впервые перебрался через забор и пробежал 2 километра к дому, самостоятельно миновав все улицы. Прибежав к дому, я позвонил в дверь и был "арестован" своей матерью, которая почему-то ушла домой с работы в этот день, и немилосердно отправила меня обратно в марксистский детский ГУЛАГ.
Впрочем, моя судьба несколько отличается от судьбы других бедных норвежских детей. Вскоре произошло моё освобождение от детского сада, когда моего отца наняли работать на Саддама Хусейна в Ираке в 1979 году. Он был одним из тех инженеров, что помогли построить Ирак, после того, как Саддам Хусейн стал президентом. Английская школа в Багдаде была набита битком, поэтому когда мне исполнилось 6 лет, меня отправили в обычную государственную иракскую школу.
Жизнь в Ираке была невыносима по нескольким причинам: мой брат и я несколько раз вынуждены были отражать нападки, в школе и на улице, мы едва удрали от зараженной бешенством стаи собак, преследующей нас по улицам, однажды нам пришлось удирать со всех ног от пьяного убийцы, у которого был при себе топор, которым он убил свою жену (позже он был застрелен на улице иракской полицией), мы чуть не умерли от пищевого отравления и т.д. Могу добавить, что спас тогда жизнь одного англичанина, который тонул в бассейне (благодаря мне он был спасён и реанимирован). Я считаю, что мои родители поступили крайне безответственно, переехав всей семьёй в Ирак, но я полагаю, что у них не было возможности быть более осмотрительными, как сейчас (мы можем попросту найти информацию посредством Google). Тем не менее, у меня по крайней мере было больше возможностей увидеть реальный мир, чем в Норвегии. В Норвегии реальность была замещена какой-то "социал-демократической суррогатной реальностью", в которой всё идеально и в которой могучее норвежское государство заботится обо всём. Советская Норвегия идёт с тобой рука об руку до гробовой доски.