Унган вновь поцеловал землю, выпрямился и свернул птичкам шеи, прекратив тем самым их мучения. После чего дородная мамбо взяла их у него и поджарила на огне. Затем положила их в мешок, и он под пение и барабанный бой был повешен на дереве Легбы.
Для непосвященных последующие церемонии отличались от предшествующей только тем, что Папе Локо были принесены в жертву серые петухи, а Дамбале белые петух и курица, а также тем что птицам горло перерезали, затем брали их за ноги и собирали их кровь в специальные сосуды.
К отвращению МариЛу унган каждый раз выпивал значительную часть свежей крови, предлагал такжедать каждому из барабанщиков, а затем закидывал сосуд с кровью как можно дальше, а ассистенты начинали гоняться за этим сосудом, как в регби, пытаясь прикоснуться к нему и хотя бы пальцем захватить немного чудодейственной крови.
По мере того как продолжались церемонии, негры все больше и больше возбуждались. Казалось, некоторые из них впадали в экстаз и с пеной у рта танцевали до изнеможения. В перерывах ведущие танцоры останавливались и требовали рома. Унган делал вид, что отказывает им, но каждый раз, отойдя немного в сторону, возвращался с бутылкой. После выпивки пляска становилась еще более бешеной, но ничего ужасного или таинственного в службах не было, поскольку они происходили белым днем.
Перед самым жертвоприношением Дамбале произошел один неприятный эпизод. Через собравшихся пробрались две женщины в черном и остановились около герцога и МариЛу. Унчи увидели их и сообщили об этом унгану, который бросился на них с угрозами и проклятиями. Когда он несколько успокоился, де Ришло, заметивший, что во время перерывов в обрядах любые желающие имели возможность спокойно переговорить с ним, спросил, что эти женщины сделали. Унган ответил на ломаном французском, что они в трауре, а поэтому не имеют права присутствовать при церемонии, посвященной Дамбале, ибо она для живых. Их связь с недавней смертью вызывает присутствие, где бы они не находились, барона Самеди или «бога Субботы» пофранцузски.
– «Лорд Сатэрдей»! Бог субботы! – прошептала МариЛу, обращаясь к герцогу. – Что за странное имя для бога!
Доктор услышал, что она сказала, и повернулся к ней с улыбкой.
– Это еще одно имя, которое используют для обозначения барона Симметера. Дело в том, что его священный день суббота. И, кстати, многие не устают шутить, что мое имя тоже означает «суббота».
Если бы все происходившее не было бы таким интересным и увлекательным, даже несмотря на некоторые отталкивающие моменты, если бы не громкий бой барабанов и дикое завывание, МариЛу и герцог, сидевшие прислонившись к ограде, давно бы заснули, а так это явилось своеобразным тоником для их усталых нервов.
Както незаметно спустилась тьма, и помощники унгана зажгли факелы. Вудустская церемония перерастала в настоящую оргию. Унган еще исполнял какието обряды, целовал меч, знамена и размахивал своим эсконом – священной тыквой, украшенной бисером и змеиными позвонками – символом его власти, после чего уже все собирание впало в настоящий экстаз. От рома большинство унчи и кансосов были наполовину пьяные, а бой барабанов довел их до умопомрачения. Женщины начали биться в судорогах и, срывая с себя одежды, падали на землю, мужчины их подхватывали и снова заставляли танцевать, и они вновь танцевали с пеной у рта, чтото бессвязно выкрикивали и вновь бились в припадках. Многие танцоры были уже совершенно обнажены. Горячие потные тела сплетались в ритмическом экстазе, все менее и менее похожем на танец. Доктор прошептал на ухо герцогу, что поскольку с ними мадам, им лучше удалиться. Они вернулись к машине и сквозь теплую бархатистую темноту поехали вниз по холму. Было уже почти восемь, когда они добрались до дома доктора. МариЛу и герцог в душе надеялись, что увидят в гостиной Ричарда и Рекса. Если их самолет приземлился до захода солнца, у них было достаточно времени, чтобы добраться до дома доктора. Но в гостиной их никто не ждал. С горечью герцог подумал, что произошло то, чего он больше всего опасался. Их друзьям не удалось вовремя раздобыть самолет и покинуть Кингстон до пяти часов, следовательно, маловероятно, что они объявятся раньше рассвета. Придется выдержать еще одну бессонную ночь.
Обед подали почти сразу же после их прибытия. Во время него де Ришло и МариЛу чуть ли не засыпали над тарелкой, с трудом поддерживая разговор. Они почти пять часов наблюдали за ритуалами Вуду и, хотя благодаря этому зрелищу они продержались самую тяжелую часть дня, они всетаки сильно устали от шума и криков. После обеда они почувствовали, что готовы чуть ли не кричать от усталости, что они просто не в состоянии хоть малмальски поддерживать разговор с их любезным хозяином, поэтому сославшись на ужасную усталость изза длительного пребывания на жаре, к которой они просто не привыкли, они удалились в свои комнаты.
Едва они оказались в комнате герцога, как с отчаянием уставились друг на друга. Они уже были на ногах почти тридцать восемь часов. Не было ни малейшей надежды на помощь в ближайшие, по крайней мере, десять часов. Как одолеть вторую ночь, они не знали.
С мрачным выражением лица герцог стал заряжать энергией графин со свежей водой. Как только он закончил, МариЛу хриплым голосом прошептала: Я не могу больше, не могу, не могу.
– Ты должна, – решительно заявил герцог. Еще несколько часов и мы победим.
– Не могу, – застонала она и разрыдалась.
Герцог подождал несколько мгновений, а затем возложив свои руки ей на голову и сконцентрировав всю свою оставшуюся силу, стал передавать ей свою энергию Конечно, будучи сам в достаточно изнуренном состоянии' он мало что мог сделать, только немного прибавить ей сил, но все же древняя церемония возложения рук возымела свое действие. Ее истерические рыдания прекратились. Она успокоилась. Она еще была невыразимо слабой, но опасность немедленного полного упадка сил отступила.
– Извини, – пробормотала она, вытирая свои покрасневшие глаза, – я попытаюсь. Но мы, кажется, еще не разместились в пентакле, так ведь? Сейчас всего лишь девять с небольшим, и чем меньше период нашего пребывания там, тем меньше мы испытываем напряжения.
– Это верно, – согласился герцог. – Мы сейчас [так смертельно устали, что было бы опасно расслабиться, но я полагаю, у нас есть не меньше часа, пока нам понадобятся защитные барьеры.
– Ну тогда давай погуляем, – предложила МариЛу. – Нет ничего хуже, чем час за часом сидеть на месте.
Де Ришло отдал ей большую часть своей оставшейся энергии и теперь, сидя с опущенной головой на краю постели, обессиленный, с еще не зажившей ногой, он грустно возразил: – Боюсь, сейчас я не смогу, принцесса. Я должен немного посидеть, чтобы набраться сил к предстоящему испытанию. И если ты не возражаешь, давай с полчаса помолчим. – А можно, я сама прогуляюсь? – спросила МариЛу. – Мне надо чемнибудь занять себя, но я слишком устала чтобы читать. Если я смогу сейчас размять ноги, я буду в состоянии потом выдержать много часов.
– Было бы неразумно разделяться хотя бы ненадолго, но если ты уйдешь недалеко…